Рассказ

...Снял с полки книжку Кирилла, раскрылась она на рассказе о Шлёме. Рассказ сильно сделан. Только очевидец мог такое написать. Конечно, это не выдумка. Был такой изувер. Избивал своих же соплеменников велосипедной цепью, бил по голове, потом окунал в кадку с водой, держал за шиворот, пока не начинали захлёбываться. Безнаказанно убивать людей – страшно даже представить. Уничтожили шесть миллионов евреев, мои родные тоже среди них. Не сами же они себя убивали, чтобы такое количество умертвить тысячи палачей потребовались...

- На такие гроши, - высокомерно заявила тетка-попутчица, с акцентом на золотые, а не железные зубы во рту, - и щуплый биндюжник с Привоза не запряжет свадебную карету. / На дворе, действительно, стоял шестьдесят девятый год. А на четвертной - сиреневой двадцатипятке, - представленной мной к обозрению, все еще красовался не американский президент, а кремлевский, согласно Уэллсу, мечтатель...

Он был страстен. Мог посмотреть зверем и сымитировать нервный тик до такой степени правдоподобно, что задержанные думали: черт его знает – вдруг выстрелит. Он и стрелял по баллонам и радиаторам браконьерских машин и всегда попадал куда хотел. Уголовный кодекс он знал не хуже судей и выигрывал все дела о браконьерстве. Всегда опережал действия противника. Ненавидел и наказывал, отнюдь не словом, за матерщину и не пускал никого, кроме друзей, за спину. Или мог стать так, что по тени видел, что делается сзади. Ружье у него было под мышкой, и при опасном движении за спиной он стрелял точно под ноги, производя ошеломительное впечатление: у него глаза на затылке...

...Один батальон, ведомый старыми прапорщиками-браконьерами, знавшими дорогу в заповедник, поехал прямо на кордон Кызыл-Джар к Бащенко. Здесь встреча воинов с Бащенко была более впечатлительной. За шлагбаумом кордона Алексей Афанасьевич поставил свой мотоцикл с люлькой. Он восседал на нем, одетый в офицерский мундир со всеми боевыми наградами. Через потерянный на фронте глаз повязал повязку. На груди висел карабин. Дополняла картину черная немецкая овчарка Цыганка, гордо разместившаяся в коляске мотоцикла...

...Мало того, выяснилось, что удивительный талант Неупокоенко распространяется не на одних лишь тараканов, но и на многие иные виды насекомых; главным образом — из породы некрофорусов. Как-то: мясоедных, навозных и падальных мух, жуков-стафилин, мертвоедов, могильщиков-поисковиков и могильщиков-погребателей, кожеедов, каро- и блитофагов, опарышей, хищняков и разных прочих падальщиков. / Это ли ни чудо?! Это ли нe уникальное свидетельство благодати?

Когда коронавирус стал уносить по нескольку тысяч человек в сутки, и пессимисты стали пугать сотнями миллионов будущих жертв, а оптимисты десятками, Сергей Юрьевич ощутил странное удовлетворение. / Раньше ему казалось, что плохо только ему. Мало того, что ему выпало доживать свои дни в Украине, самом стремном месте Европы, так еще и жизнь прошла глупо, бездарно и безо всякого удовольствия...

Несчастье постигло Нейгауза в ноябре 1942 года. Как немец, да ещё трижды отказавшийся эвакуироваться из Москвы, он был арестован, обвинён в том, что дожидался прихода фашистов, подвергнут пыткам (четыре вывода на расстрел), после чего подписал все пункты обвинения и ждал приговора. Всё это время Гилельс навещал семью арестованного....

...Наконец они кое-как поднялись повыше, и тут их заметили пролетавшие мимо ласточки. Они удивились самоуверенности бабочек, но и обрадовались: какой вкусный обед прилетел, и прямо в рот! А ласточки, как известно, очень любят бабочек. Только крылья их они не едят, выплёвывают.

Большинство современных евреев предпочитают бороться не за еврейство, а наоборот— стараются ими не быть. Сотни тысяч уехали из страны. В Америке, в Канаде, в других странах, они что, говорят там на иврите? Забыли то немногое, что знали. Зато быстро и успешно освоили английский. Во многих американских университетах учат не иврит, а идиш. Почему — сам не знаю. Хотят и учат. Вот скажи — зачем было стариков мучить?

Моше протянул к моей теще руку, сложив пальцы в несжатый кулак. Так поступают покупатели на рынке, у стойки, когда хотят попросить немножечко масла на пробу. Тогда продавец капает им несколько капель на обратную сторону ладони. Моя теща правильно поняла жест Моше. Она отвинтила колпачок фляжки, осторожно наклонила ее над его рукой. Но масло не полилось...

Надежда искренне думала, что умирает последней, но уже на следующее утро их дом был полон — нет, не пришедшими почтить их память. Это явились те, кто объявил себя наследниками трех сестер.

Такой была Иветта в своей конторе, таков был ее неизменный образ. Она была дурочкой, и это было ее амплуа. Вернувшись домой и наскоро перекусив, она садилась за компьютер. Вы бы сейчас ее не узнали. Джинсы, серая футболка, совсем другие, серьезного вида очки, волосы собраны в хвостик, и даже кудряшек казалось меньше.

Давай сделай это по-быстрому и всё. На лицо её не смотри. Особенно в глаза. Снимай штаны. — Он стянул джинсы. — Ты её сквозь трусы будешь?.. Рубашку можешь не снимать. Он стянул и трусы. Марина откинула простыню. Белое восковое тело дауницы жирно расплылось на кровати. Груди сползли куда-то в подмышки. Чернел невыбритый треугольник. Синевой отдавали ляжки.

«…в эту пору с Раулем мы встречались-перетирались часто, каждое лето. Дружно плелись в местную поликлинику, где молоденькая медсестра на регистратуре встречала нас весело-ободряющим: “Вы чье, старичье?”. А потом растрюхивались по своим “диспансерам”: Рауль — в неврологию, я — в психиатрию (это были наши перевалочные на пути к Самосырову, к последнему приюту)…»

«…Он аккуратно подтянул себя поближе к дыре — так, чтобы лучше были видны седовато-синие клочья тяжёлых облаков. Сегодня с утра моросил мелкий колючий дождик, но даже скудный унылый свет обложных туч казался ему той поддержкой, без которой внутри зарождалось отчаяние. Он вдыхал холодящий запах прелых листьев и сырой земли, перемешанный с небесной влагой, думал о своей незавидной ситуации и о том, что нужно быть сильным и не сойти с ума в этой земляной яме…»