Публицистика

Манн-человек и Манн-писатель — это многомерное и многовалентное исследовательское поле. И исследователю предстоит при неизбежном абстрагировании от других аспектов, сосредоточившись на своем, представить панорамное его видение, использовать палитру цветов при его освещении. Полагать, что отсутствие в этой палитре черного цвета означает присутствие только какого-либо одного, к примеру, белого, ошибочно.

Рассматривая, как менялось со временем отношение Томаса Манна к еврейскому миру, понимаешь, что простые ярлыки «филосемит» или «антисемит» к нему неприменимы. Отношение Томаса Манна к евреям постоянно колебалось между двумя полюсами: от отчуждения («я, рожденный немцем, не такой, как вы») до слияния («я такой же изгой, как евреи»).

«Любой культ жаждет служения, жертв, насилия любовью. При этом соотношение полюсов извращено до полной противоположности: врагом народа становится сам народ, врагом личности — сама личность...»

«Исторический путь русской литературы насчитывает уже более тысячи лет. Как долго он еще продлится? — Так долго, как долго будет существовать русский народ в границах уникального, великого, многонационального русского мира. Как долго будет существовать русский мир? — Так долго, как долго будет присутствовать в нашей жизни православная духовность, дарующая миру прекрасные человеческие характеры, которые несут в себе дух мирен, любовь, сострадание и милосердие…»

«Культура российского спорта может быть оздоровлена лишь вместе с общей культурой общества и восстановлением в нем истинной иерархии ценностей. Спорт не должен служить их размыванию, в том числе патриотизма. Конечно, никому невозможно запретить покидать свою страну для служения другой, но не следует пропагандировать это как норму. И следует самим показать пример: ограничить коммерческий прием даже в клубные команды граждан других стран; российский спорт как часть общей бытовой культуры должен иметь российское лицо…»

Как утверждал Будыко, над нашими головами постоянно висит слой из капелек серной кислоты — открытие не из самых приятных. После интенсивных вулканических извержений количество и размеры облаков серной кислоты возрастают, уменьшается поток солнечной радиации, падающий на Землю, и наступает похолодание.

Из всех многочисленных терактов, совершенных эсерами-боевиками Боевой организации (всего более 250) в разных городах в начале ХХ в. два, пожалуй, нанесли наиболее серьезный урон российской государственности: убийство министра внутренних дел В. Плеве и убийство московского губернатора, великого князя Сергея Александровича.

Сталин принял в Эмиле Гилельсе беспрецедентное участие. Ему, великому интригану, вычислить по какой причине Нейгауз проигнорировал Гилельса, было просто. Генрих Густавович мог ожидать для себя осложнений. Именно в те годы разговоры о вредительстве не прекращались ни на секунду.

Вермеер, как никто другой, был «удобен» для фальсифицирования: в его биографии много «белых пятен» (по предположениям исследователей творчества художника, он создал сорок пять полотен, из которых были известны только тридцать шесть), а атрибуция ряда его полотен очень неубедительна. Поэтому доказать или опровергнуть подлинность неожиданно найденного шедевра было не просто.

Креативное образование начинается с освоения образцов красоты. Красивое воспринимается ребёнком мгновенно и самостоятельно. Красивое завораживает и чарует его, притягивает, требует возвращения к себе вновь и вновь. Так в структуры сознания и психики впечатываются эстетические идеалы, лекала красоты, образцы.

В пыточной из Ольги Фёдоровны окончательно выбьют материнство. Кулаками, сапогами по животу... Выкидыш, и окончательный диагноз: «Детей иметь не сможете».

Кто был Вивьен в бóльшей степени: актер, режиссер, педагог, дипломат, организатор? Всего было в избытке, но все это подавлялось его мощной и самобытной личностью, ей подчинялось. Все, что он делал на сцене, в институте, в режиссерском кабинете, в жизни, определялось особенностями его характера, его натуры.

С поэзией Юлии Драбкиной я знаком уже больше десяти лет и при каждой встрече с её стихами испытываю смешанное чувство узнавания знакомого и удивления новизной. Её стихи не из тех, что сами собой запоминаются и потом читаются наизусть по случаю, но из тех, которые не отпускают, если ты уже вошёл в них.

Решающее слово в этом споре произнёс рабби Акива, великий мудрец, не утративший редчайшей способности по детски удивляться красоте окружающего мира и удивлять других: «Все книги — Святы, но «Песнь Песней» — Святая Святых».

С чего обычно начинают работу? С начала! Одни сначала знакомятся с работой предшественников, другие сразу берут быка за рога, предшественников на потом оставляя. Работу над переводом ТАНАХа — не заслуга, так получилось — начал я с «середины». Как оказалось, это было удачей. Иначе не справиться с первыми двумя стихами книги Вначале и ТАНАХа всего. В них — три проблемы, весьма и весьма не простых.