Как же это так получается, что ребёнок рождается, растёт, взрослеет, и вдруг становится преступником? Или наоборот — вырастает честным человеком? Почему одни люди до конца своих дней остаются глубоко порядочными, а другие с юных лет становятся жуликами и воришками, а гляди, и того хуже — насильниками или убийцами? Вопрос этот стар, как Мир. Сначала верили, что в каждом человеке с рождения заложена предрасположенность к преступлению, и при подходящих условиях она может проявиться у любого. Есть либеральная теория, что преступников делает среда. Мол, все люди родятся хорошими, но вот среда, то есть плохие родители, злые сверстники, а главное — несправедливое общество сбивают ребёнка с правильного пути, и он делается преступником. Приводят в пример Сталина. Рос он в бедности (плохая среда), у него был жестокий и вечно пьяный отец-сапожник, который бил жену и ребёнка, а потому маленький Сосо вырос в преступника, какого не знало человечество. А не бей его сапожник, мог бы стать нежным и добрым, как дедушка Ленин, который рос в достатке (хорошая среда) и которого в детстве не били (а по мне так жаль, что не били).
В 19-м веке Чезаре Ломброзо создал теорию наследственного преступника, то есть он утверждал, что не все люди потенциальные злодеи, а только те, которые наследуют такой дефект от своих предков, и это проявляется в чертах лица и форме черепа. В реальности оказалось всё не так просто. Френология не работала, вернее, работала не всегда. Тем не менее, история действительно знает множество случаев, когда у преступников были преступные предки. Вот яркий пример: никто теперь не сомневается, что один из величайших злодеев в истории был Ленин, которого в детстве сытно кормили и не били. Недавно обнаружилось, что его прадед Мойше (он же Дмитрий Иванович) Бланк был инициативным стукачом, жуликом и вообще гадким человеком. То же и со Сталиным. Возможно плохое детство и было фактором, а вернее толчком, но скорее всего Сосо имел врождённый криминальный дефект (ген негодяя?), полученный им от отца или какого-то неизвестного нам предка.
Современная генетика не отрицает, что преступный характер может передаваться по наследству. Кому-то выпало родиться, скажем, левшой, а кому-то подлецом. Стало быть, тут нет свободы выбора и человек появляется на свет с таким предначертанным судьбой роком — быть жуликом или убийцей, и этого изменить нельзя. Если это так, то вроде нет смысла его наказывать или лечить. Врождённые дефекты не лечатся, а наказание тем более не исправит генетической код. Что же делать? Хорошо бы, конечно, иметь, скажем, такой тест — плюнул в пробирку, сунули её в специальный генетический анализатор и получают ответ: гадкой человек. Тут бы его (её) сразу цап-царап, и в пожизненную ссылку на какой-то остров, где живут такие-же потенциальные жулики и бандиты. Вот пусть они там друг с дружкой развлекаются. Вроде как в 18-м и 19-м веках из Англии преступников ссылали на вечное поселение в Австралию — своего рода искусственная селекция по очищению человеческого рода от жулья и убийц. Может это и не гуманно так жестоко обращаться с будущими, а не состоявшимися преступниками, но ведь никто не спорит, что раковую опухоль надо вырезать до того, как она убьёт человека. Или вот даже лучшая идея — ещё до зачатия искать «ген негодяя» и если он обнаружен, уничтожать будущего преступника на клеточном уровне. Но это из области фантастики и таких тестов пока не существует. А если появятся, могу себе представить какой вой поднимут всякие защитники эмбрионов!
На моём жизненном пути изредка попадались люди, которые на первый взгляд были совершенно обычными, без каких-либо моральных отклонений, но при более близком знакомстве оказывалось, что они совершенно не в состоянии функционировать честным образом. Каждый их шаг делался, фигурально говоря, через чёрный вход, даже если это было менее эффективно, невыгодно и часто приводило их самих к беде. Жизнь таких людей была полна неоправданного риска, висела над пропастью, готовая в любой момент сорваться в бездну. Но иначе они не могли. Причем, многие из них оказывались умными и талантливыми людьми, но вот честность и порядочность были им совершенно чужды. Они от этого просто задыхались, как рыба на берегу. То ли преступление давало им желанный всплеск адреналина, то ли так у них были устроены мозги — не знаю… Ниже — поучительная история одного такого знакомства.
***
Рабочий день закончился, инженер и лаборант уже надевали свои куртки, собираясь домой. Однако у меня впереди было немало дел, которые ждать не могли, и я хотел этим вечером поработать ещё часа два-три. Лаборатория моя, а вернее вся крошечная компания, что я основал за два года до того, располагалась в довольно потрёпанном районе городка Нью-Хэйвен в Коннектикуте, хотя и недалеко от центра — всего в четверти часа пешком от Йельского Университета. Университет выделил для моего старт-апа пару комнат в старинном кирпичном здании, когда-то принадлежавшем знаменитой ружейной фирме Винчестер. От Винчестера я даже получил в наследство несколько лабораторных столов и пару кресел. Мне удалось добыть небольшие деньги от инвесторов, и это позволяло работать над моими изобретениями и даже платить зарплату инженеру и технику.
В тот вечер я испытывал новый инфракрасный датчик для обнаружения движущихся людей. Сейчас такие датчики стоят в миллионах стенных выключателей, которые выключают и включают свет в зависимости от того, есть в комнате люди или нет. Работает выключатель так — человек в комнате вольно или невольно двигается, и встроенный датчик эти движения должен чувствовать и зажигать свет, а если человек вышел, то ничего в комнате не двигается и свет выключается. В середине 80-х годов прошлого века промышленность выпускала только один такой «умный» выключатель по моему же патенту. В те далёкие дни, о которых тут речь, я изобретал более совершенную модель. Работа продвигалась успешно и на моём лабораторном столе от Винчестера уже стоял прототип нового «умного» выключателя. Я постоянно вскакивал из-за стола, бегал по комнате и вообще производил разные телодвижения, чтобы посмотреть, как он на них отреагирует. Если не знать, зачем я это делал, моё поведение со стороны выглядело довольно странным — взрослый мужик ни с того ни с сего в пустой комнате медленно крадётся непонятно куда, ходит взад-вперёд от стены к стене, делает пассы руками, вертит головой, ложится на диван, скатывается с него, ползёт по полу, вскакивает, прыгает, и так далее.
Стоит ли удивляться, что в процессе такого довольно дикого «танца» я не заметил стоящего в дверях посетителя — коротенького толстого человечка лет пятидесяти с округлой, как пицца, физиономией, проницательными серыми глазками и тёмными кучерявыми волосами. В руках он держал видавший виды рыжий портфель, толщина которого была сравнима лишь с животом посетителя. Он смотрел на меня, широко раскрыв от изумления глаза, и терпеливо ждал, чем же это всё закончится. Оно и закончилось, как только я заметил его присутствие. Я отдышался и представился. Толстяк молча протянул мне свою визитную карточку, на которой значилось, что его зовут Майкл К., и он представитель большой фирмы, выпускающей электронные компоненты и всякие бытовые товары, вроде электробритв, пылесосов и прочих полезных вещей. Майкл говорил на чудном Королевском Английском языке, что выдавало его британское происхождение. Он сообщил мне, что его работа — продавать разным фирмам и университетам всевозможные электронные штучки, затем вынул из портфеля пару каталогов и спросил, есть ли у меня интерес к его товарам. Я сказал, что да, кое-что для моей работы может оказаться полезным, обещал изучить его каталоги и позвонить, если появятся какие-то идеи. Майкл опять раскрыл свой толстенный портфель, вынул из него и подарил мне какую-то китайскую безделушку, вроде магнитного браслета, что должен помогать от всех болезней (которых у меня не было), а затем попрощался и направился к дверям, но вдруг остановился и спросил:
— Извините за назойливость, но меня заинтересовала ваша странная пантомима. Это что, для какого-то выступления или просто так, гимнастика?
Я объяснил ему, чем я тут занимаюсь и показал прототип моего датчика. В отличие от многих изобретателей, которые держат свою работу в секрете из страха, что кто-то может изобретение украсть, я всегда охотно делился своими идеями со всеми желающими. Не потому, что я был такой уж наивно-доверчивый, а потому, что прежде, чем что-то показывать, я всегда заранее оформлял заявку на патент. Вот и тут я с готовностью продемонстрировал гостю, как работает мой выключатель. Майкл тоже походил по комнате, помахал руками, поглядывая на индикатор, подключённый к датчику, а потом уселся на стул, уставился на моё лицо, помолчал, и сказал:
— Это колоссально! Вы хоть понимаете сами, какие возможности открывает это изобретение? В мире наверное более миллиарда всяких комнат, и если такой выключатель поставить хотя бы в каждую десятую из них, то….
Он пожевал губами, что-то про себя вычисляя, а потом, видимо получив в ответе некое большое число, выпучил глаза и спросил, что я с этим датчиком собираюсь делать. Я ему объяснил, что надеюсь продать патент какой-нибудь электрической компании. Услышав это, с несвойственной его фигуре прытью Майкл вскочил со стула и закричал:
— Вы сошли с ума! Они же вас обдерут, как липку. Не продавайте никому, надо всё держать в своих руках, самостоятельно наладить производство и продажу готовой продукции. Только самому, иначе всё потеряете!
На это я ответил, что я ведь изобретатель, а не бизнесмен, и у меня нет ни ресурсов, ни умения, да и желания заниматься производством и торговлей. Это «не моя чашка чая», как говорят на его родине. При этих словах Майкл почему-то обрадовался, вскочил, пару раз колобком прокатился взад-вперёд по лаборатории, потом опять сел передо мной, положил пухлую ручку мне на плечо и мягко сказал на своём очаровательном британском языке:
— У меня есть к вам предложение — хочу быть вашим партнёром. Только не говорите «нет», а сначала послушайте. У меня вот какой план: я уволюсь из фирмы, где сейчас работаю, и создам свою компанию, специально для выпуска ваших датчиков. Вы мне только дайте права на ваш патент, а уж я налажу производство в Китае и мы станем продавать ваши выключатели миллионами штук по всему миру!
Затем, как мифическая сирена Одиссею, он стал мне петь сладкие песни про его выдающиеся способности вести бизнес, про свои колоссальные связи в Азии и Европе, про то, как мне больше не придётся просить денег у инвесторов, а сам я стану сказочно богат. Я слушал, раскрыв рот, и хотел всему верить. Короче говоря, он меня уговорил.
Через пару дней он опять появился у меня в лаборатории со своим неизменным пухлым портфелем, и я получил очередную взятку — китайский сувенир, не помню какой. Майкл сказал, что он уже подал заявление об уходе из своей фирмы и позвал меня на встречу с адвокатом, который должен был оформить его новую компанию и приготовить лицензию на мой патент. Мы поехали в адвокатскую контору, где через час Майкл стал президентом фирмы, существующей пока только на бумаге, по названием ”BIRD”, что расшифровывалось, как «Британские Инфракрасные Устройства». Я получил 10% акций этой компании плюс договор о роялти с будущих продаж. Через несколько дней Майкл снял помещение для новой компании в том же здании, где находился и мой бизнес. На дверях появилась большая вывеска ”BIRD”, он завез туда всевозможную мебель, множество каких-то приборов и даже токарный станок, всё это на мой взгляд, совершенно ненужное для моих датчиков. Я спросил:
— Майкл, зачем это? Да и само помещение не надо было сейчас снимать. Мне кажется, это преждевременная трата денег. Вам бы надо сначала решить, где вы сделаете чертежи, оснастку, где начнёте производство и как станете продавать эти выключатели?
Но он лишь замахал руками и сказал, что всё будет делать в Гонконге, куда он на следующей неделе улетает, а это помещение нужно для американского адреса и на всякий случай если будут приходить какие-то посетители, которых в его отсутствие я должен буду принимать и выпроваживать. Прямо какие-то «Рога-и-Копыта». Я пожал плечами — это ведь его бизнес и он наверняка лучше меня понимает, что и как надо делать. Не мне его учить.
Через три дня он позвал меня и мою жену на прощальный обед к себе домой. Майкл жил от нас в часе езды, и когда мы приехали, он познакомил меня со своей женой и тремя малолетними дочками. Жена его была весьма неприветлива, а на Майкла вообще поглядывала с нескрываемой злобой. Тем не менее, на веранде был сервирован довольно вкусный обед с шампанским, хотя его жена за стол с нами не садилась. Майкл сообщил, что он уезжает в Гонконг на целых полгода для организации производства. Меня поразил вид дюжины больших сундуков и ящиков, которые стояли на улице у гаража, готовые к отправке в аэропорт. Я был растроган до глубины души — вот какой героический человек! Оставляет надолго жену и чудных детишек, тратит кучу своих денег и переселяется на другой конец света для того лишь, чтобы начать выпуск моих датчиков. Как мне повезло, найти такого человека! — подумал я.
Через неделю я стал получать из Гонконга ежедневные факсы (интернета тогда ещё не было) с массой технических вопросов, на которые я сразу же посылал ответные факсы. Так мы постоянно общались в течение двух-трёх месяцев. Майкл прислал мне пачку цветных фотографий, где был изображён сборочный цех и улыбчивые лица китайских инженеров, которых он нанял для подготовки датчиков к производству. Сказал, что надеется скоро получить финансовую помощь от местных властей. Этот толстяк Майкл оказался невероятно энергичным и работоспособным и, судя по снимкам, сумел развернуть в Гонконге внушительный бизнес. Казалось, всё шло прекрасно — много лучше и быстрее, чем я надеялся.
Однажды ночью у меня дома раздался звонок телефона. Звонила какая-то дама, говорившая бархатным голосом с британским акцентом, как у Майкла. Сказала, что она его старая приятельница ещё по давней жизни в Лондоне, сейчас она живёт в Гонконге, знает, что он тоже там и хотела бы у меня узнать его адрес чтобы с ним повидаться. Не видя в этом никаких проблем, я ей продиктовал адрес компании и номер телефона.
Через два дня мне позвонил Майкл. Его тон был неожиданно злобный и даже истеричный. Он вопил в трубку, обзывал меня всякими гадкими словами и возмущался тем, что я дал его телефон и адрес той даме. Я был совершенно ошарашен и ничего не отвечал, ожидая пока он выдохнется. Когда он умолк чтобы перевести дух, я спокойно сказал, что в такой хамской манере я разговаривать не буду, и вообще, разве адрес и телефон его компании в Гонконге это секрет? Тут он опомнился, его тон резко изменился и уже мягче он извинительно объяснил, что звонившая мне дама — его бывшая лондонская любовница, которая за ним охотится по всему миру и эта головная боль ему совсем не нужна в разгар напряжённой работы над моим датчиком. Я-же со своей наивностью и беспечностью, по его словам, принёс ему массу проблем и отвлекаю от важных дел. На этом разговор закончился и в последующую неделю ни звонков, ни факсов от Майкла не было.
Следующий звонок от него был из Южной Кореи. Я был потрясён, когда он мне сообщил, что перебрался из Гонконга в городок Йосу, что на самом юге корейского полуострова. Он сказал, что пришлось бизнес в Гонконге закрыть, так как местные власти не оказывают никакой финансовой помощи, обложили его налогами и у него денег в обрез. Но зато чудные корейцы обещали полную поддержку, если он откроет компанию и наймёт работников в неразвитой области. Поэтому, он бросил всё оборудование и даже личные вещи в Гонконге (слишком дорого перевозить в Корею, как он объяснил) и начинает всё с нуля в Йосу. Где-то месяца через два я получил от него очередную пачку цветных фотографий уже с работниками корейской фирмы. Там были также сняты разные машины для сборки электронных приборов, конвейер, и прочее оборудование. Всё выглядело весьма внушительно. В Корее, как и раньше, он работал не покладая рук, и бизнес, по его словам, рос, как на дрожжах. Снова, в течение последующих месяцев мы с ним обменивались факсами в основном технического характера. Похоже, что производство налаживалось и я ожидал в недалёком будущем получить от Майкла первые корейские образцы. Но потом опять неожиданно наступило молчание. На мои факсы ответа не было, он мне не звонил, а я никак не мог дозвониться к нему в Корею. Телефоны молчали.
Прошёл месяц или даже больше. Я терялся в догадках, где же он, что с бизнесом? Я пытался позвонить его жене в Коннектикуте, может она знает, что с ним и где он, но услыхав мой голос, она бросала трубку.
А потом он опять объявился. В этот раз звонок был из Англии. История повторялась странным образом. Майкл сказал, что корейцы не оправдали его надежд, финансирования ему не дали, однако он неожиданно получил заманчивое приглашение от какого-то экономического комитета в Англии. По его словам, ему предложили основать фирму в английской глубинке недалеко от города Лидс, где очень высокий уровень безработицы. Правительство и городские власти готовы осыпать его всякими привилегиями, грантами и ссудами, лишь бы он нанимал на работу местных жителей. Он добавил:
— Ты должен понять, это для меня так сентиментально. Англия ведь моя родина, я прожил в Лондоне первые двадцать пять лет своей жизни и меня всегда тянуло сюда. Я решил вернуться в эту страну. Мне уже выделили на отличных условиях большое здание для фабрики в городке Сканторп, и я сейчас нанимаю людей.
Я спросил, а как его жена и дочки? Не собирается ли он перевозить их в Англию, но Майкл как-то уклончиво сказал, что его жена хочет оставаться в Штатах и он будет к ней изредка приезжать. Всё стало deja vue, как это было в Азии — ежедневные факсы, телефонные разговоры. А потом он меня пригласил приехать, посмотреть фабрику и помочь его английским инженерам с некоторыми техническими проблемами. Осенним днём 1988 года я прилетел в Лондон, на станции Кингс Кросс сел на поезд и поехал в незнакомый мне до того городок Сканторп.
Майкл встречал меня на вокзале с букетом цветов и сообщил, что мы сразу же отправляемся на банкет в честь моего приезда. Меня удивило такое внимание к моей персоне, но я подумал, что он хочет как-то меня умаслить и сгладить негативное впечатление от своих странных прыганий из одной страны в другую. Пока мы ехали на машине в ресторан, он меня огорошил сообщением, что он в Корее женился и на банкете представит меня своей новой жене. На мой вопрос, как же это может быть — у него ведь в США уже есть жена и трое детей, он лишь отмахнулся и сказал, что через пару месяцев слетает туда и разведётся, а по корейском законам не обязательно сначала получать развод перед новой женитьбой (что, разумеется, неправда). Я решил промолчать и посмотреть, что же будет дальше.
Уже смеркалось, когда мы подъехали к небольшому ресторану в пригороде Сканторпа. Мой багаж оставили в машине и пошли в банкетный зал, причём Майкл, как обычно, тащил с собой свой раздутый портфель, а я плёлся за ним с букетом. У длинного стола, уже уставленного бутылками и закусками, нас ждали человек двадцать — всё руководство его компании “BIRD”, ведущие инженеры и две секретарши. Он меня со всеми познакомил, с каждым я поболтал о всякой чепухе — о погоде, о местных новостях, о том, как Новая Англия, где живу я, отличается от Старой Англии, где живут они, а потом Майкл повёл меня на кухню. Там я был представлен кухонному персоналу как важный гость из далёкой Америки. Затем он раскрыл свой портфель и стал всех одаривать китайскими сувенирами — от шеф-повара до мойщика посуды. Я никогда не видел такого милого человека, каким в тот вечер выглядел Майкл. Он просто светился любовью и добротой ко всем вокруг него. Ну просто душка и милашка. Тоже ведь талант очаровывать людей! В результате визита на кухню мы были вознаграждены изумительно вкусной и разнообразной едой при фантастическом обслуживании. Это меня приятно удивило — я до того считал, что английскую пищу в рот нельзя взять. Значит всё зависит, как себя вести с кухонными работниками.
За столом Майкл усадил меня рядом с молоденькой кореянкой, которую он мне представил как свою жену Сол-Бьонг. Когда я заметил, что она выглядит, как будто сошла с обложки корейского календаря, Майкл захлопал в ладоши и радостно сказал, что именно так и есть: в Южной Корее Сол-Бьонг была моделью, которую снимали на календари. Её точёная фигура и нежное лицо странно контрастировали с внешностью её мужа, не говоря уж о том, что она годилась ему в дочки.
Майкл и Сол-Бьонг (1988)
Мне выделили отдельную комнату на втором этаже дома, который Майкл купил лишь месяц назад, а наутро на своей машине он повёз меня на фирму. Она выглядела ещё более впечатляюще, чем на фотографиях. В сборочном цеху вдоль конвейера сидели десятки работниц в белых халатах, медицинских масках и шёлковых белых перчатках, поверх обуви у них были надеты бахилы. Они собирали мои датчики. Всё вокруг сияло госпитальной чистотой. На складе готовой продукции на стеллажах стояли десятки больших ящиков с готовыми датчиками и выключателями. Инженеры показали мне испытательный стенд и лабораторию. Меня всё это и впечатлило и озадачило. Я спросил:
— Майкл, зачем эти белые халаты и медицинские намордники? Для датчиков всё это совершенно не нужно, они не требуют такой чистоты, как, скажем, производство чипов. Всё гораздо проще. К чему на это тратить деньги? Это беспричинно удорожает продукт.
— Ах, мой друг, — ответил Майкл, похлопывая меня по плечу, — я это и сам знаю, но мне тут нужен Голливуд. Не понимаешь? Всё должно выглядеть супер-дорого и хай-тек. Без этого мне не получить большие гранты и займы. При добыче денег главное показать Голливуд со специальными эффектами, тогда люди с деньгами легче открывают кошельки. Поверь мне, я знаю, как это делается, так что не заморачивайся, это не твоя забота.
— Ну хорошо, бог с ним, с Голливудом, но я видел на складе ящики с готовыми датчиками. А как идут продажи? Кто клиенты? Кому ты продаёшь и сколько? Я хочу посмотреть бухгалтерские книги.
— Продаём, продаём, но пока только в Европе, а не в Англии. Потому и бухгалтерских книг тут не держим. Это в моём другом офисе, во Франкфурте. Там и маркетинг, и бухгалтерия. Вот мы с тобой как-нибудь поедем в Германию и я тебе там всё покажу.
Мне это показалось весьма подозрительным. Про бухгалтерию во Франкфурте он мне раньше не говорил. Это что-то новенькое. Почему производство в Англии, а вся бухгалтерия в Германии? К чему такое размазывание по странам и континентам? Получается какой-то дурдом — производство идёт, а продажи в каком-то тумане. На словах есть, а глазами не видно. У меня возникло неприятное чувство, что тут что-то нечисто, но понять что именно у меня не было ни знаний, ни опыта. Через пару дней я улетел домой, довольно обескураженный.
В начале декабря Майкл позвонил и сказал, что я обязательно должен опять прилететь в Англию. В понедельник 19 декабря в его компании будет большая презентация для финансовых руководителей Западного Йоркшира, которые выделяют деньги на развитие района. Моё присутствие просто необходимо — у них могут возникнуть вопросы по патенту, по технологии и о будущих продуктах. Я согласился приехать, хотя на носу было Рождество и мне совсем не хотелось уезжать из дома в эти дни. Позже оказалось, что эта поездка едва не стоила мне жизни.
Я прилетел в Англию 18 декабря авиакомпанией PanAm и должен был вернуться обратно 21 числа. В понедельник Майкл навёл на фабрике такой Голливуд, что у меня просто дух захватило. Работники в белоснежных халатах и масках куда-то торопились, что-то куда-то несли, что-то прикручивали или откручивали, все приборы были включены и гудели. На конвейере перед каждой работницей стаял микроскоп (совершенно ненужный для сборки датчика). Голливуд, да и только!
Комиссия появилась ровно в 10 утра и Майкл устроил грандиозное представление с роскошным угощением и подарками каждому гостю. Конвейер гостям показали издали, объяснив, что люди с улицы могут занести пыль, а потому близко подходить нельзя. На совещании я сидел в уголке и делал умное лицо, когда Майкл на меня указывал как на главного эксперта и руководителя его американского исследовательского отдела. Вопросов мне не задавали — похоже, патенты и технология никого не интересовали. Совещание закончилось через час и комиссия уехала. Майкл был возбуждён, радостно потирал руки, сказал, что нутром чувствует — деньги дадут. Потом закрыл компанию на рождественские каникулы и отпустил всех работников по домам.
Тут я подумал, что мне нет смысла без дела околачиваться в Англии лишний день до среды, поэтому пока секретарша не ушла домой я попросил её позвонить в авиакомпанию PanAm и поменять мне билет на день раньше, что она и сделала. Майкл отвёз меня на станцию, я сел на поезд и уехал в Лондон, там переночевал и во вторник вечером из Хитроу улетел в Нью-Йорк. Можете представить моё потрясение и ужас, когда через день сообщили, что тот самый рейс в среду, которым я вначале планировал лететь домой, был взорван террористами и все погибли. Смерть неожиданно пронеслась мимо меня, от неё лишь холодом повеяло. Действительно, кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
В канун Рождества я позвонил Майклу домой чтобы поздравить, но телефон не отвечал. Я позвонил на Новый Год — молчание. Всё начало января я не мог дозвониться — ни к нему домой, ни в компанию. Но однажды трубку сняли, и я услышал незнакомый мужской голос, который себя не назвал, но стал въедливо спрашивать, кто звонит, откуда, и зачем? Сказал, что Майкла нет и неизвестно, когда он будет. Говоривший отказался позвать к телефону кого-либо из работников компании и не хотел отвечать на мои вопросы. Я не понимал, что происходит.
Майкл позвонил в конце января. В его голосе были слёзы и говорил он сбивчиво, путанно и, похоже, очень торопился:
— Мой друг! Всё пропало, всему конец! Они забрали мою компанию, мой дом, мою машину, мой счёт в банке! Всё забрали, негодяи! К счастью, мне удалось спастись.
— Что ты говоришь? Кто забрал? Почему? Где Сол-Бьонг? Что происходит? У меня масса вопросов…
— Проклятое правительство, вот кто! Эта комиссия в декабре оказывается была с целью расследования. Они приехали вынюхивать… Короче говоря, у меня там образовались долги… Неважно… Я успел отправить Сол-Бьонг обратно в Корею к её родителям. Теперь послушай, у меня вот какая идея. Я знаю, у тебя есть другие патенты. Дай мне один из них, мы всё начнём сначала. В Южной Африке. Верь мне. В этот раз обязательно получится…
— Майкл, — меня стало разбирать зло, — ты что, сошёл с ума? Ты хочешь другой патент? Хорошо, я дам тебе другой патент, но не раньше, чем будет успех с первым. Я хочу видеть результат, а не обещания. Впрочем, не об этом речь. Где ты сейчас находишься? Дай мне номер твоего телефона, нам нужно серьёзно поговорить.
— А я думал мы друзья, — горестно проговорил он, — я сейчас в… ну в… в Барселоне. Да! Я в Барселоне! А телефона у меня пока нет, я как раз переезжаю из этой гостиницы в другую. Как перееду, я тебе перезвоню…
Он повесил трубку. С тех пор прошло без малого тридцать лет. Он никогда мне больше не звонил, и я понятия не имею, где он сейчас живёт и чем занимается, да и жив ли он вообще?
Где-то через месяц после того разговора у меня в кабинете зазвонил телефон. Я сразу узнал её бархатный голос и английский акцент. Это была та самая дама, которая когда-то звонила мне из Гонконга и разыскивала Майкла. Она сказала, что сейчас находится в Нью-Йорке и попросила о встрече. Я согласился, и на следующий день она появилась в моём офисе в Коннектикуте. Это была миловидная китаянка лет сорока, хотя говорила она на настоящем Королевском Английском. Она мне потом объяснила, что закончила английскую школу в Гонконге и оттуда у неё британский акцент. Как только она вошла, сразу открыла сумочку и протянула мне чёрное кожаное портмоне, внутри которого была бронзовая бляха, изображавшая земной шар, нанизанный на золотой меч, и голубое удостоверение с её фотографией и надписью: Интерпол. Международная Полиция. Агент No…. Так вот кто была эта незнакомка из Гонконга! Так вот от кого, всё бросив, бежал Майкл в Корею! Она сказала, что хочет задать мне о нём ряд вопросов. Разумеется, я согласился, но попросил в качестве ответного шага, чтобы и она мне рассказала, что им известно про моего беглого приятеля.
Гостья достала из сумочки диктофон, с моего позволения его включила, и потом минут сорок я отвечал на её вопросы. Когда мы закончили, она сказала:
— Расследование продолжается и где сейчас находится ваш «приятель» Майкл К. мы пока не знаем, он в розыске. Мы за ним охотимся уже давно, но он всегда ухитряется улизнуть в самый последний момент. Поэтому я вам много рассказать не могу, но вот в общих чертах. Майкл К. это международный аферист. Его схема действий — организовывать компании в разных странах, обычно в депрессивных районах с высокой безработицей. Под это он получает займы и гранты от всевозможных государственных и частных организаций, а затем переводит деньги на свои секретные офшорные счета. Сразу после перевода денег он исчезает и переезжает в другую страну, где всё повторяется. Вы со своим патентом и техническим опытом были ему нужны для придания веса и респектабельности, чтобы легче получать деньги. На финансистов патенты всегда производят впечатление. Больше я ничего сказать не могу…
***
Закончим тем, с чего я начал этот рассказ. Я не понимаю, зачем Майкл выбрал себе такую судьбу? Человеку с нормальной психикой невозможно понять логику преступника. Для этого надо иметь талант Достоевского. Впрочем, был ли он сам человеком с нормальной психикой?
Взять хотя бы того же Майкла. Он был умный и энергичный человек с несомненным талантом бизнесмена и организатора. С этим он мог бы стать очень успешным, делать хорошие деньги и жить припеваючи. Но он выбрал аморальный, трудный и опасный путь преступления — лгал, воровал, переезжал из страны в страну, предавал своих партнёров, жён и детей, жил в постоянном страхе. Это не приносило ему ни счастья, ни богатства, ни покоя.
Зачем?
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer12-jfrejdin/
