(продолжение. Начало в №8/2019 и сл.)
Перевод с английского Сергея Катукова
Предисловие
I.
Одна вещь, которая случается, когда взрослеешь, — это открытие множества новых путей, как себе навредить. Недавно, во Франции, я ушибся головой о шлагбаум автоматической парковки, — сомнительно, что такое могло произойти со мной в более молодые и бдительные годы.
По существу есть только два способа получить по голове парковочным шлагбаумом. Первый — стоять под поднятым шлагбаумом и намеренно дать ему ударить себя. Очевидно, это проще всего. Другой способ — связанный с неуклонным снижением умственных способностей — забыть про шлагбаум, который только что поднялся перед твоими глазами, шагнуть под него и, поджав губы, размышляя о следующем шаге, ждать, когда он обрушится на голову, как молот по наковальне. Вот такой способ я выбрал.
Позвольте сказать, это было серьёзное препятствие — вроде падающей балки строительных лесов — и она вовсе не упала, а рухнула в подготовленное местечко. Данное черепно-мозговое происшествие произошло на открытой парковке приятного прибрежного курорта в Нормандии под названием Этрета, недалеко от Довиля, куда мы с женой поехали на несколько дней. Однако в тот раз я был один, разыскивал дорогу к вершине утёса на дальней стороне автостоянки и так некстати был остановлен шлагбаумом, слишком низким для человека моих кондиций: невозможно ни проползти под ним, ни перепрыгнуть через него. Пока я стоял в раздумии, подъехала машина, водитель взял билет, шлагбаум поднялся и пропустил авто. В этот момент я решил шагнуть вперёд и остановиться, обдумывая следующий шаг, едва ли осознавая, что движение будет главным образом вниз.
Что ж, никогда меня не били так внезапно и сильно. Я разом оказался самым ошарашенным и обалдевшим человеком во Франции. Ноги обмякли и подкосились подо мной, а руки так живо и непроизвольно вскинулись вверх, что я умудрился отшлёпать себя по лицу. Следующие несколько минут я по большей части бессознательно двигался бочком. Добрая женщина усадила меня на скамейку, угостив долькой шоколада, которая на следующее утро всё ещё была у меня в руке. Пока я сидел, проехала ещё одна машина и шлагбаум с гулким лязгом встал на место. Казалось невероятным, что я пережил такой сокрушительный удар. А затем, будучи слегка параноиком со склонностью к истерикам, я убедил себя, что получил несовместимые с жизнью увечья, которые пока не дали о себе знать. Наверняка моя голова сейчас медленно, словно ванна, наполняется кровью, чтобы в какой-то момент выдавить глаза и тогда я с глухим стоном опрокинусь назад и больше никогда не встану.
Положительная сторона понимания, что вы скоро умрёте в том, чтобы наслаждаться каждым мгновением жизни. Следующие три дня я в благостном настроении осматривал Довиль, восхищаясь его опрятностью и достатком, отправлялся в долгие прогулки по пляжу и набережной или наблюдал за бегом волн и голубыми небесами. Довиль весьма достойный городок. Бывают и похуже места, чтобы откинуться.
Как-то, сидя с женой на скамье перед Ла-Маншем, я сказал ей, в своей новой задумчивой манере: «Держу пари, приморский городок напротив на другой, английской стороне ожидают упадок и страдания, а Довиль останется таким же обеспеченным и очаровательным. Как думаешь, почему?».
— Без понятия. — Она читала роман, не будучи в курсе, что я при смерти.
— Что находится напротив нас? — спросил я.
— Без понятия, — сказала она и перевернула страницу.
— Уэймут?
— Без понятия.
— Может, Хоув?
— Ты хочешь, чтобы я перечислила все мои «без понятия?
Я заглянул в её смартфон. (Мне запрещено иметь свой, потому что я его всё равно потеряю). Не знаю, насколько точна была эта карта, — они часто посылают нас в Мичиган или Калифорнию, в то время как мы ищем место в Вустершире, — но название, всплывшее на экране, было Богнор-Риджис.
Тогда я не придал значения тому, что вскоре оказалось почти пророческим.
II.
Впервые я приехал в Англию с другого берега моей жизни, когда я был весьма юн, мне было всего двадцать.
В те дни, в короткий, но насыщенный период, почти всё, достойное упоминания, приходило из Британии. The Beatles, Джеймс Бонд, Мэри Куант и мини-юбки, отношения Твигги и Джастина де Вильнёва, Ричарда Бартона и Элизабет Тейлор, личная жизнь принцессы Маргарет, The Rolling Stones, The Kinks, пиджаки без воротников, телесериалы вроде The Avengers и The Prisoner, шпионские романы Джона ле Карре и Лена Дейтона, Марианны Фейтфулл и Дасти Спрингфилд, экстравагантные фильмы с Дэвидом Хэммингсом и Теренсом Стэмпом, которых нам не хватало в Айове, постановки Гарольда Пинтера, которых совсем у нас не было, Питер Кук и Дадли Мур, комедийная телепередача That Was the Week That Was, дело Профьюмо — да практически всё.
В журналах The New Yorker и Esquire было столько рекламы британской продукции, сколько уже никогда не будет — джин Gilbey’s и Tanqueray, твидовая продукция от Harris, авиалинии BOAC, одежда Aquascutum и шорты Viyella, войлочные шляпы Keens, свитеры Alan Paine, брюки Daks, спорткары MG и Austin Healey, сотни сортов шотландского виски. Было ясно, если вы хотите качества и изыска, всё это по большей части могли предоставить британские товары. Надо сказать, не всё из этого имело смысл даже тогда. Один популярный одеколон назывался «Паб». Не уверен, что реакция на это была адекватной. Я выпиваю в Англии уже сорок лет и могу сказать, что не встречался в пабе с чем-то таким, что хотелось бы намазать себе на лицо.
Британии уделялось столько внимания, что, думалось мне, я изрядный знаток этой страны, но по прибытии быстро открылось, как я сильно ошибался. Там я даже не мог говорить на родном языке. В первые дни не различал слова «воротник» и «цвет», «хаки» и «ключи от машины», «письма» и «салат», «кровать» и «голый», «карма» и «спокойный»[1].
Чтобы подстричься, я рискнул зайти в Оксфорде в унисекс-парикмахерскую, где владелица, крупная, неприветливая женщина, сопроводила меня в кресло и решительно информировала: «Подстрижёт тебя ветеринар».
Я был ошеломлён: «Который лечит животных?» — сказал я, тихо ужаснувшись.
— Нет, её имя Иветт[2], — ответила она, и по её быстрому взгляду стало понятно, что я был самым душным идиотом, которого она когда-либо встречала.
В пабе я спросил, какие сэндвичи у них есть.
— Ветчина и сыр, — сказал мужчина.
— О, пожалуйста, — сказал я.
— Пожалуйста — что? — сказал он.
— Пожалуйста, ветчина и сыр, — сказал я, уже не так уверенно.
— Нет, ветчина или сыр, — объяснил он.
— Вы не соединяете их вместе?
— Нет.
— О, — сказал я удивлённо, наклоняясь к нему и говоря доверительным тоном: — Почему нет? Слишком ароматно?
Он уставился на меня.
— Тогда сыр, пожалуйста, — сказал я смущённо.
Сыр в сэндвиче оказался чрезвычайно измельчён — ни разу не видел, чтобы молочный продукт так пострадал при готовке — и сопровождался тем, что, как я теперь знаю, называется «бренстонский огурец», выглядевший подобно тому, что можно найти в грязном поддоне.
Я осторожно откусил и был приятно удивлён: это было вкусно. Постепенно до меня дошло, что я открыл страну совершенно странную и всё же удивительную. Это чувство никогда меня не покидало.
Моё понимание Британии описывается своего рода колоколообразной кривой: из точки «Почти Ничего Не Знаю» в нижнем левом углу она постепенно поднимается по дуге до «Довольно Основательное Знакомство» на вершине. Достигнув её, я предполагал остаться там насовсем, но недавно я стал сползать к другой стороне невежества и снова в недоумении оттого, что живу в стране совершенно незнакомой. Это земля, полная знаменитостей, чьих имён я не знаю, и талантов, которых не могу понять, аббревиатур (BFF, TMI, TOWIE), требующих разъяснения, людей, которые, кажется, живут в другой реальности, отличной от моей.
Я постоянно теряюсь в этом новом мире. Недавно я закрыл дверь перед посетителем, потому что не знал, что ещё можно сделать. Он регистрировал показатели счётчиков. Сначала я был рад его видеть. Мы не имели счётчика со времён, как Эдвард Хит был премьер-министром, так что я с радостью впустил его и даже принёс стремянку, чтобы он мог взобраться наверх и убедиться в этом сам. И только когда он ушел и затем через минуту вернулся, я пожалел о наших доверительных отношениях.
— Извините, ещё мне надо снять показания в мужском туалете, — сказал он.
— Прошу прощения?
— Написано, у вас есть второй счётчик в мужском туалете.
— Ну, у нас нет мужского туалета, это же дом, вы видите.
— Написано, что здесь школа.
— Ну, это не так. Это дом. Вы только что здесь были. Вы видите классы с учениками?
На минуту он крепко задумался.
— Вы не возражаете, если я загляну?
— Прошу прощения?
— Только одним глазком. Это займёт не более пяти минут.
— Вы думаете, что найдёте мужской туалет, который мы как-то не заметили?
— Никогда не знаешь это наверняка! — весело заявил он.
— Я закрываю дверь, потому что не знаю, что ещё могу сделать, — сказал я и закрыл дверь. За ней послышалось деликатное блеянье. — Кроме того, у меня важная встреча, — крикнул я через дверь. И это было правдой. Мне была назначена важная встреча, которая, как оказалось, имела самое непосредственное отношение к данной книге.
Я собирался в Истли, чтобы сдать тест на британское гражданство.
Ирония ситуации открылась мне во всей красе. Именно сейчас, когда я оказался совершенно озадачен жизнью в Британии, меня вызывали продемонстрировать, что я вполне понимаю её.
III.
Долгое время получить британское гражданство можно было двумя способами. Первый, довольно мудрёный, но, как ни странно, более распространённый, состоит в том, чтобы попасть в британскую утробу и ждать девять месяцев. Другой способ — заполнить несколько бланков и принести присягу. Но с 2005 года люди второй категории дополнительно должны продемонстрировать владение английским языком и пройти специальный тест на знания.
Я был освобождён от языкового теста, поскольку английский для меня родной, но никто не освобождается от этого специального теста, и он весьма труден. Неважно, насколько вы уверены в том, что осведомлены о жизни в Британии, вы не знаете такие вещи, которые вам необходимо знать, чтобы пройти тест «Жизнь в Соединённом Королевстве». К примеру, вы должны знать, кто такой Сейк Дин Магомет. (Он ввёл в Британии шампунь. Честно). Вы должны знать, что существует другое название Образовательного закона 1944 года — Закон Батлера. Вы должны знать, когда было введено пожизненное пэрство (1958) и год, когда для женщин и детей максимальная длину рабочего дня снизили до десяти часов (1847). Вы должны уметь узнавать Дженсона Баттона. (Сложно сказать, зачем). Вам могут отказать в гражданстве, если вы не знаете число участников Содружества или кто был врагом Британии в Крымской войне, или процент людей, считающих себя сикхами, мусульманами, индуистами или христианами, или настоящее название башни Биг-Бен. (Башня Елизаветы). Вы обязаны знать даже такие вещи, которые фактически не являются правдой. Например, если вам скажут: «Назовите две наиболее удалённые точки Британии», вы должны ответить: «Лэндс-Энд и Джон о’Гротс», хотя это не так. О, это очень трудный тест.
Чтобы подготовиться, я заказал полный комплект учебников с блестящей обложкой, озаглавленных Жизнь в Соединённом Королевстве: Путеводитель для новых жителей и два дополнительных тома Официальное учебное пособие, которое расскажет, как использовать первую книгу (то есть: начните с первой страницы и двигайтесь последовательно одна страница за раз), и том Официальные практические вопросы и ответы, содержащий семнадцать практических тестов. Конечно, я сделал парочку тестов, прежде чем обратиться к учебникам, и ужаснулся, насколько я пока слаб. (На вопрос «Каково название валлийских депутатов?» ответ не будет «Гарет и Дэффид»).
Этот учебник — интересная книга, весьма скромная, временами пустоватая, но с изюминкой в нужном месте. Британия, как вы узнаете, — это страна, где дорожат честной игрой, неплоха в искусстве и литературе, ценит хорошие манеры и часто проявляет похвальную изобретательность, особенно в том, что касается вещей, работающих на пару. Люди, в целом достойные, гуляют за городом, по воскресеньям едят ростбиф и йоркширский пудинг (если только они не шотландцы, тогда они принимаются есть хаггис[3]). Они отдыхают на морском побережье, соблюдают правила дорожного движения, терпеливо стоят в очереди, голосуют взвешенно, уважают полицию, почитают монарха и проявляют умеренность во всем. Иногда они идут в пивную, чтобы пропустить две или даже меньше порции хорошего английского эля и сыграть партию в бильярд или кегли. (Вы начинаете задумываться, что авторы справочника должны бы почаще выходить на улицу).
Временами книга так осторожничает, чтобы не навредить, что вовсе ни о чём не сообщает, как в этом примере, приведённом полностью, о современной музыкальной сцене: «Множество различных мест проведения и событий имеют место в Британии». Благодарю за проницательность. (Не хочу показаться занудой, но «места проведения» не имею места. Они просто есть). Иногда книга банально ошибается, объявляя что Лэндс-Энд и Джон о’Гротс — максимально удалены друг от друга, и что-нибудь ещё сомнительное и неверное. Она цитирует актера Энтони Хопкинса как человека, которым британцы могут гордиться, не задумываясь о том, что сейчас он американский гражданин, живущий в Калифорнии. С ошибкой написано его имя. Литературная часть Вестминстерского аббатства называется в книге «Уголок поэта», видимо, из предположения, что там одновременно находится только один поэт. В общем, я стараюсь не слишком придираться к таким вещам, но если это требование к людям, которые проходят тест, показать свои знания, то, возможно, было бы неплохо убедиться, что те, кто отвечает за тест, сами демонстрируют подобную компетентность.
И вот после месяца напряжённых занятий настал день тестирования. Мне было назначено явиться в нужный час в место под названием Уэссекс-Хаус, в Истли, графство Хемпшир, ближайший к моему дому испытательный центр. Истли — город-спутник Саутгемптона, по-видимому, сильно разбомбленный во время Второй мировой войны, хотя, возможно, недостаточно сильно. Это удивительно неприметное место — не помрачительно уродливое, но и не привлекательное; не убогое, но и не процветающее; с центром, не вымершим, но и не оживлённым. Автовокзал представлял собой фасад супермаркета Sainsbury’s со стеклянным навесом, видимо, чтобы голуби могли беззаботно гадить в этом сухом местечке. Как многие британские города, Истли закрыл фабрики и мастерские и перевёл всю свою экономическую мощь на приготовление и употребление кофе. В городе было два типа магазинов: магазины пустые и магазины с кофе. Те, которые были пустые, судя по вывескам на окнах, находились в процессе превращения в магазины с кофе, а те, что с кофе, судя по числу посетителей, выглядели словно они на пути к тому, чтобы снова стать пустыми. Я не экономист, но предполагаю, это то, что называется «порочный круг». Один или два более отважных предпринимателя открыли магазин «всё по одной цене» и букмекерскую контору, несколько благотворительных организаций перебрались в заброшенные помещения, а в целом Истли казался местом, где можно либо выпить чашечку кофе, либо посидеть, наблюдая, как гадят голуби. Чтобы убить сразу двух зайцев, я выпил чашку кофе, одновременно наблюдая за голубем, испражнявшимся напротив, и явился в Уэссекс-Хаус для тестирования.
В то утро на испытаниях нас было пятеро. Нас провели в комнату, полную столов, на каждом монитор с мышью на скромном коврике, и рассадили так, чтобы никто не видел соседний экран. Устроившись, мы получили практический тест из четырех вопросов, — надо было убедиться, что мы вполне справляемся с мышью и ковриком для мыши. Раз это был практический тест, вопросы были ободряюще простыми, примерно такие:
Манчестер Юнайтед — это:
a) политическая партия;
b) танцевальная группа;
c) английская футбольная команда.
У четверых на решение ушло не более пятнадцати секунд, но одной даме — приятной, средних лет, слегка полноватой, полагаю, из тех ближневосточных стран, где едят много липких сладостей — потребовалось значительно больше времени. Куратор дважды подходил посмотреть, всё ли у неё в порядке. Я убивал время, незаметно заглядывая в ящики письменного стола — они были не заперты, но пусты — и испытывал, есть ли какой-нибудь способ развлечься, перемещая курсор по пустому экрану. Но увы.
Наконец женщина объявила, что закончила, и куратор подошёл проверить ее работу. Он наклонился к её экрану и с тихим изумлением произнёс: «Вы ничего не отметили».
Она застенчиво вспыхнула, не уверенная, было ли это достижением.
— Хотите попробовать ещё раз? — спросил куратор услужливо. — У вас есть ещё одна попытка.
Вид у женщины был такой, словно она не очень понимает, что происходит, но мужественно решила поднажать, и тестирование началось.
Первый вопрос был: «Вы видели Истли. Вы уверены, что хотите остаться в Британии?». В действительности я не помню, какой был первый вопрос и что следовало за ним. На столе у меня было пусто, я не мог делать заметки или даже задумчиво постукивать карандашом по зубам. Тест состоял из двадцати четырех вопросов с несколькими вариантами ответов и занял около трех минут. Вы либо знаете ответ, либо нет. Затем я подошел к столу куратора, и мы подождали, пока компьютер проверит мои ответы, это заняло примерно столько же времени, сколько и сам тест, и наконец куратор с улыбкой объявил, что тест пройдён, хотя и не мог сказать, как мне это удалось. Компьютер только констатирует успех или неудачу.
— Я просто распечатаю ваш результат, — сказал он. Это заняло еще одну маленькую вечность. Я надеялся на шикарный пергаментный сертификат, такой вы получаете, когда поднимаетесь на сиднейский Харбор-Бридж или заканчиваете кулинарный курс Уэйтроуз, но это была всего лишь бледная грамотка, подтверждающая, что я сертифицирован как умственно полноценный для жизни в Британии.
Зардевшись, как дама с Ближнего Востока (которая по-охотничьи притаилась за клавиатурой, когда я проходил мимо), я вышел из здания, чувствуя удовлетворение и лёгкую эйфорию. Светило солнце. Через дорогу, на автобусной станции двое мужчин в бомберах опохмелялись из одинаковых банок лагера. Голубь поковырял в окурке и выдавил немного гуано. Как по мне, жизнь в Британии была вполне хороша.
IV.
Через день или чуть больше я встретился со своим издателем, добрым и сердечным другом Ларри Финлей, за ланчем в Лондоне, чтобы обсудить тему моей следующей книги. Ларри жил в тихом страхе, что я предложу какую-нибудь смехотворно провальную тему — например, биографию Мэми Эйзенхауэр или что-нибудь о Канаде, — и поэтому всегда старался побить меня альтернативным предложением.
— Знаешь, — сказал он, — уже двадцать лет, как ты написал «Заметки о маленьком острове»?
— Действительно? — ответил я, поражённый тем, как безо всяких усилий обзаводишься прошлым.
— Когда-нибудь думал о продолжении? — тон его голоса был легкомысленным, но в глазах, я-то видел, где обычно зрачки, мерцали маленькие знаки фунтов.
Я задумался на мгновение.
— В определённом смысле это своевременно, — сказал я. — Я как раз на пороге получения британского гражданства, как ты знаешь.
— В самом деле? — спросил Ларри. Денежные знаки вспыхнули ярче и слегка запульсировали. — Ты отказываешься от американского гражданства?
— Нет, сохраню его. У меня будет и британское, и американское.
Ларри закусил удила. Маркетинговые планы формировались в его голове. Постеры в подземке — не то что бы очень большие, много меньшего размера — пробивались в его сознание.
— Ты сможешь подвести итоги пребывания в своём новом отечестве, — сказал он.
— Не хотелось бы заканчивать, возвращаясь в старые места и описывая то же самое.
— Тогда поезжай в другие места, — предложил Ларри. — Поезжай… — он поискал название места, где никто никогда не был. — В Богнор-Риджис.
Я заинтересованно посмотрел на него.
— Это второй раз за неделю, когда я слышу о Богнор-Риджис, — сказал я.
— Считай, что это знак, — сказал Ларри.
Вечером того же дня, уже дома, я отыскал древний, развалившийся на части Полный автомобильный атлас Британии (настолько старый, что трасса М25 была пока намечена только воздушным пунктиром), чтобы просто взглянуть. Кроме того, весьма любопытно узнать, каким будет самое длинное расстояние, если путешествовать по Британии по прямой. И уж, конечно, оно будет не от Лэндс-Энда до Джон о’Гротс, несмотря на всё, что говорит об этом официальный учебник. (Вот что он, к сведению, говорит: «Самое длинное расстояние по земле — от Джон о’Гротс на северном побережье Шотландии до Лэндс-Энда на юго-западе Англии. Всего около 870 миль»).
Во-первых, самая северная оконечность Британии — это не Джон о’Гротс, а Даннет Хед, восемью милями западнее, а ещё есть шесть других участков суши вдоль той же береговой линии севернее Джон о’Гротс. Но настоящая закавыка в том, что путешествие от Лэндс-Энда до Джон о’Гротс требует череды зигзагов. Если зигзаги вам не претят, то эдаким карамболем вы можете передвигаться по стране в любом направлении, куда пожелаете, превратив расстояние фактически в бесконечное. Я же хотел знать, насколько далеко можно путешествовать по прямой, не пересекая море. Приложив линейку к странице, я, к собственному удивлению, увидел, что она, подобно стрелке компаса, отклонилась от Лэндс-Энда и Джон о’Гротс. Наидлиннейшая прямая линия в самом деле начиналась в левом верхнем углу карты, на одиноком шотландском Мысе Гнева. Внизу же, что чрезвычайно интересно, линия прошла точь-в-точь через Богнор-Реджис.
Ларри был прав. Это был знак.
В мгновение ока я представил все преимущества путешествия по Британии вдоль только что открытой мной линии (полагаю, Линия Брайсона — под таким названием она должна войти в массы, поскольку это ведь я открыл её), но чуть погодя понял, что это было бы непрактично и даже нежелательно. Это означало, что, если действовать буквально, надо идти через дома и сады, шагать по бездорожью через поля, форсировать реки — то есть чистое безумие; даже просто держаться Линии означало бы бесконечно пробираться по пригородным улицам в таких местах, как Макклсфилд и Вулверхэмптон, что само по себе звучит не очень-то хорошо. Но зато я определённо мог держаться Линии Брайсона, как маяка, указующего мне путь. Я решил, что начну и закончу путешествие в крайних точках Линии, и буду время от времени навещать её на своём пути, в удобный момент или когда вспомню о ней, но без религиозного фанатизма. Это должно быть скорее моим terminus ad quem[4], что бы это ни значило. По пути, насколько возможно, я постараюсь избегать мест, где побывал в первую поездку (слишком велика опасность, стоя на углу, ворчать, как все ухудшилось с тех пор, когда я там был в последний раз), и вместо этого сосредоточиться на местах, где я раньше не был, в надежде увидеть их свежим, непредвзятым взглядом.
Особенно мне нравилась мысль о Мысе Гнева. Я ничего не знал о нём, но там должна была быть трейлерный парковка, поскольку, раз у него такое суровое, потрёпанное волнами название, то это направление для серьёзного путешественника. Спроси люди, куда я держу путь, я, с целой гаммой чувств на лице, устремив глаза к северу, буду отвечать: «Мыс Гнева, Бог даст». Представляю, как, пустив низкий свист восхищения, они скажут: «Ух, и не близкий же путь». С тяжелым сердцем я кивну головой. Добавлю: «Не знаю, будет ли там чайная».
Но до этого мне предстояло пройти сотни миль по историческим городам и прекрасной сельской местности, а также посетить знаменитое английское побережье в Богноре.
Примечания
[1] Слова collar и colour, khaki и car key, letters и lettuce, bed и bared, karma и calmer (здесь и далее прим. переводчика).
[2] Слова a vet и Ivett.
[3] Национальное шотландское блюдо из бараньих потрохов.
[4] Не позднее, чем (лат.).
Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2021/nomer6/brajson/
