Михайло Ломоносов и императорская премия весом 3,2 тонны!
Удивительные курьёзы нередко сопровождали и первого по-настоящему крупного и общепризнанного российского учёного М.В. Ломоносова. Будучи полиматом (то есть, учёным-энциклопедистом, чьи интеллектуальные знания и достижения лежали подчас в совершенно несвязанных между собой областях человеческой деятельности и, тем не менее, были не просто весьма значимыми каждая в отдельности, но действительно выдающимися) Ломоносов вполне справедливо считается едва ли не самой выдающейся фигурой в российской науке за всю историю её существования.
Учёный-естествоиспытатель, физик, металлург, химик, художник, генеалог, основоположник научного мореплавания, историограф, географ, основоположник науки о стекле, крупный поэт, астроном, реформатор русского литературного языка и прочее, и прочее, и прочее – в списке того, где Михаил Ломоносов оставил настолько заметный след, что на базе его исследований и трактатов науки и производства развивались ещё десятилетиями...
Данная же курьёзная ситуация относится либо к концу 1748 года, либо к самому началу 1749 года и до сих пор полагается как одним из «мифов», связанных со знаменитым поэтом и учёным, так и несомненным историческим фактом. Посему, как обычно, оставим на усмотрение и суд вдумчивого читателя верить данной легенде или отмахнуться от неё, как от очередной исторической небылицы.
Как известно, в результате дворцового переворота в Российской империи 25 ноября 1741 года (или 6-го декабря 1741 года по новому стилю) императорский трон заняла младшая дочь Петра Великого и Екатерины I, Елизавета Петровна, которая благополучно находилась у власти в течение ровно 20-ти лет и 1-го месяца.
Правление Елизаветы Петровны (при всех его минусах и недостатках) было ознаменовано важными, более того, знаковыми событиями для государства, такими как: возвращением к традициям и идеалам петровской эпохи, развитием наук, учреждением Московского университета, исследованием и освоением Сибири, фактической отменой смертной казни в стране и многими другими положительными тенденциями, которые исключительно позитивно сказались на развитии Российской империи.
Естественно, нововведения и положительные веяния в жизни страны непосредственно сказались и на М.В. Ломоносове, большая (и наиболее продуктивная) часть научной и творческой жизни которого прошла именно во время царствования Елизаветы I.
В конце 1748 года Михаил Ломоносов написал одно из самых знаменитых своих стихотворений — «Оду на день восшествия на престол», посвященную 7-й годовщине царствования Елизаветы Петровны. Сам текст стихотворения смысла приводить здесь нет не только из-за его величины, но и из-за очевидной тематики данного откровенно хвалебного «панегирика». Любой заинтересованный читатель может ознакомиться с содержанием произведения самостоятельно, если хватит желания и упорства дочитать высокий поэтический стиль хвалебной оды XVIII века до конца.
Стихотворное произведение, написанное к тому же одним из крупнейших российских поэтов и учёных современности, пришлось императрице по душе.
Именно то, что произошло дальше, и вызывает как сомнения, так и вполне естественную реакцию отнести ту историю в разряд «мифов» XVIII столетия.
Якобы императрица за «Оду на день восшествия на престол» наградила поэта двумя тысячами рублей, что по тем временам было суммой не просто значительной, а огромной. Но, поскольку в то время бумажные деньги были ещё не в ходу, а золотые и серебряные монеты были редкостью из-за хронического дефицита государственной казны, императорский подарок Михаил Ломоносов сумел получить только медными монетами...
В «медном же эквиваленте» премия в 2 000 рублей была настолько объёмной, что весила около 3,2 тонн (!!!) и поэту пришлось нанять несколько подвод, чтобы перевезти мешки с царским подарком из казначейства к себе домой...
Увы, не только царские гнев или немилость бывают неимоверно тяжелы, но даже и некоторые царские подарки.
Куда пропали 40 000 русских солдат после покорения и оккупации Франции в 1814-1818 годах?
Как ни удивительно, но эмиграция огромного числа жителей Российской империи во Францию (а в данном случае речь пойдёт именно о Франции, как о конечном «пристанище» для многих вынужденных эмигрантов) после двух революций 1917 года и последовавшей за ними многолетней Гражданской войны, была не первым массовым «исходом» русских в нынешнюю Пятую республику...
Мало кто знает об этом, но в рамках освободительного похода Русской императорской армии в Европу в 1813-1814 годах (похода, который фактически поставил точку во всех Наполеоновских войнах, как и явился закономерным результатом Отечественной войны 1812 года), а также последующей оккупации Франции силами Антинаполеоновской коалиции, куда входил и Русский оккупационный корпус, вполне осознанно и добровольно в Россию по разным оценкам не вернулось около 40 000 русских солдат...
Впрочем, стоит сразу оговориться, что цифра 40 000 человек весьма оценочна. Более того, противоречива. В публичном же пространстве данные о таком огромном количестве дезертиров появились лишь спустя сто лет после описываемых событий, в 1916 году. Хотя, очевидно, из-за Первой мировой войны и проблем, с ней связанных, на данную информацию ни историки, ни широкая общественность не обратили особенного внимания (а после начала Гражданской войны в России, которая стала логичным продолжением мировой войны и двух революций 1917 года, всем, тем более, стало не до этого).
И только в начале текущего XXI века на данные о «40 000 невозвращенцев из Франции» исследователи и историки обратили должное внимание. Тем не менее, несмотря на откровенно нереальную на первый взгляд цифру дезертиров, даже в исторических документах и письмах современников, которые ссылались на реально существующую «проблему», счёт «невозвращенцев», оставшихся в свободной Франции и не пожелавших возвращаться во всё ещё крепостническую Россию, действительно шел на тысячи...
Краткой исторической справкой стоит упомянуть, что к моменту Битвы под Лейпцигом в октябре 1813 года, Наполеоновские войны длились уже семнадцать с половиной лет (если считать с Первой Итальянской кампании, начавшейся в апреле 1796 года). То есть с того времени, когда будущий император Франции Наполеон Бонапарт был всего лишь дивизионным генералом и ещё не успел даже стать Первым консулом Французской республики.
Именно Битва под Лейпцигом (к слову сказать, на тот момент крупнейшее сражение в человеческой истории, «антирекорд» которого по количеству погибших и совокупным потерям сторон не был превзойдён вплоть до Первой мировой войны спустя целое столетие) стала окончательным переломом во всех Наполеоновских войнах. Что в результате и привело ко вторжению во Францию союзных сил с участием Российской империи и отречению Наполеона Бонапарта от императорского трона.
В итоге, после нескольких кровопролитных сражений (хотя уже и гораздо меньшего порядка, чем Битва под Лейпцигом), союзная коалиция в марте 1814 года захватила Париж, положив конец наполеоновской империи. Результатом и итогом почти двадцатилетних войн (с учётом попытки Наполеона Бонапарта вторично с помощью армии взойти на престол после первого отречения) стало подписание Парижского Договора 1815 года и трехлетняя оккупация Франции войсками Антинаполеоновской коалиции, куда входили Российская, Британская и Австрийская империи, Прусское и Датское королевства, а также ряд относительно небольших германских государств.
Франция была разделена на зоны влияния. Русский оккупационный корпус занимал часть восточной Франции, богатой виноградниками (включая знаменитую историческую область Шампань) и в целом известной своим сельским хозяйством.
До сих пор считается, что именно трёхлетняя оккупация Франции и привила русским любовь к игристым винам до такой степени, что, не считая самой Франции, Российская империя стала крупнейшим потребителем французских вин на ближайшие сто лет, вплоть до начала Первой мировой войны в 1914 году...
В первые же месяцы оккупации со стороны русских военных было зафиксировано немало случаев откровенных грабежей и мародёрства и «прочих бесчинств» в отношении местных жителей. Но постепенно военная горячка улеглась и, в целом, остаток оккупации, вплоть до 1818 года и окончательного вывода Русского оккупационного корпуса из Франции, прошёл достаточно мирно...
Вполне естественно, что войны вели к повсеместным жертвам как среди военных, так и среди гражданского населения везде, где проходили сражения. Принято считать, что всего за период Наполеоновских войн непосредственно от боевых действий погибло более трёх миллионов человек (понятно, что статистика эта весьма условна и вероятное количество погибших от боевых действий или их последствий было намного большим). Огромное количество из тех самых жертв пришлось на мужское население Франции, которое часто безразборно призывали на нескончаемые войны, устроенные чересчур амбициозным императором с неумеренными территориальными претензиями и аппетитами. По понятным причинам, многие из солдат так и не вернулись домой, удобрив своими останками (как бы жестоко и цинично это не звучало) огромные территории континентальной Европы и Северной Африки...
В результате, после всех Наполеоновских войн мужское население Франции сократилось настолько, что во многих регионах страны «популяция» мужчин не просто значительно уменьшилась, а, фигурально выражаясь, «стремилась к нулю».
Именно за время пребывания Русской армии во Франции, начиная с 1814 года, а также официальной трехлетней оккупации страны в 1815-1818 гг. и произошёл весьма неоднозначный казус, на который историки и ссылаются в своих исследованиях...
Поскольку русская зона оккупации покрывала в основном сельскохозяйственные регионы, где преобладали виноградники, а рабочих рук хронически не хватало, французские фермеры начали предлагать русским солдатам подработать у них на фермах и виноградниках. Российская империя в начале XIX века была страной преимущественно аграрной, потому и подавляющее большинство солдат и унтер-офицеров в ней были деревенскими жителями, привычными к сельскому труду. Более того, за годы армейской службы и непрекращающихся войн сильно истосковавшимися по работе на земле... Солдаты и унтер-офицеры получили возможность в свободное от службы время заняться привычным и любимым делом, а французские фермеры — рабочие руки, которых им хронически не хватало последние 20 лет.
В частности, в рукописи А.С. Лыкошина «Русская армия во Франции», рассказывается о жизни русских солдат в оккупированной ими Франции. В числе прочего приводится пример, как во время шестинедельного постоя в Марне многие русские солдаты и унтер-офицеры нанимались на подработки на французские фермы. Причём, французы были откровенно восхищены как честностью русских работников, так и их трудолюбием. Помимо приличной оплаты за работу, французы хорошо кормили работников, отвыкших на казённом пайке от сытной домашней пищи, и поили их игристыми винами. Русские, по словам А.С. Лыкошина, «от лёгких вин не пьянели, а только становились румяными». Когда же истёк шестинедельный срок постоя и русской армии нужно было выдвигаться обратно в Россию, некоторые из французских фермеров пожелали проводить солдат до следующего места ночлега, который был почти в двух десятках вёрст от предыдущего места постоя. Наутро же командиры недосчитались 17 рядовых, которых французы сумели уговорить остаться во Франции и даже жениться на их дочерях.
Опять же стоит учесть, что в Российской империи в то время был крепостнический строй. Многих солдат забирали в армию «из крепости» на 25-ти летний срок службы. По сути, в ту же «крепость», но уже военную. То есть, большая часть жизни нижних чинов в армии фактически проходила в рабских условиях, муштре и частых физических экзекуциях. Единственным же избавлением от всего этого была только одна возможность: выжить в армии, которая воевала в то время едва ли не постоянно, и уйти на нищенскую пенсию в 36 рублей в год уже свободным гражданином по выслуге 25 лет. Неудивительно, что возможность проживать жизнью свободного человека, которому фактически предлагали собственное хозяйство с женой в придачу (а в условиях хронического недостатка мужского населения во Франции это решало сразу массу проблем для французских фермеров, начиная с рабочих рук в хозяйстве и заканчивая продолжением своего рода) заставляла многих солдат дезертировать из армии и оставаться во Франции.
Буквально то же самое сообщал в письме своей супруге в 1814 году московский генерал-губернатор граф Ф.В. Ростопчин: «Суди сама, до какого падения дошла наша армия, если старик унтер-офицер и простой солдат остаются во Франции, а из конно-гвардейского полка в одну ночь дезертировало 60 человек с оружием в руках и лошадьми. Они уходят к фермерам, которые не только хорошо платят им, но ещё отдают за них своих дочерей».
Источником же информации, с которой пошла новая волна интереса к «невозвращенцам» из Франции в начале XIX века, послужил московский исторический журнал «Голос минувшего», издававшийся в Москве в 1913-1923 годах (после чего, вместе с первой волной русской эмиграции журнал «благополучно переехал» в Париж и еще три года издавался под частично видоизменённым названием «Голос минувшего на чужой стороне»).
В 1916 году на страницах журнала была опубликована часть воспоминаний русского артиллерийского офицера А.М. Барановича «Русские солдаты во Франции в 1813-1814 годах». В «Записках» Барановича, в частности, говорилось о том, что русские нижние армейские чины, включая рядовых, оставляли свои полки и нанимались работать к французским фермерам на их виноградниках. Фермеры же хорошо оплачивали их труд, сытно кормили и платили очень приличные деньги. Как результат, многие из русских солдат решили дезертировать и навсегда остаться во Франции. Как писал сам Баранович: «...нашему рядовому солдату, с руками для всяких работ, легко было найти приют, но офицеру с ничтожным воспитанием… не нашлось бы ни места, ни куска хлеба...»
По сведениям А.М. Барановича, к моменту возвращения российских частей на родину после взятия Парижа, многие солдаты не явились в расположение своих подразделений. Общее число оставшихся во Франции только в 1814 году составило около 40 000 человек...
Откуда данная цифра была взята А.М. Барановичем, неизвестно. Здесь вполне возможна и его субъективная оценка. Дело в том, что к началу 1814 года, то есть, непосредственно перед походом на Париж, общая численность русской армии, участвовавшей в той кампании, составляла около 157 000 человек. И даже с учётом ротации и пополнения войск в Русском оккупационном корпусе вплоть до 1818 года, цифра в 40 000 «невозвращенцев» в совокупности выглядит чересчур большой и достаточно сомнительной.
Тем не менее, проблема была действительно огромной, о чем свидетельствует тот факт, что император Александр I ещё в августе 1814 года (то есть, спустя всего 4,5 месяца после завоевания Парижа и окончания боевых действий в центральной Франции) издал официальный манифест, где обещал, что Российское государство за собственный счёт готово вернуть всех желающих обратно на родину. Более того, правительство не будет преследовать никого из дезертиров и подвергать их каким-либо наказаниям.
Александр I лично просил короля Людовика XVIII, вернувшегося на трон после отречения и ссылки Наполеона Бонапарта, о помощи и содействии в деле возврата «невозвращенцев» на родину. Но, увы, французский король оказался не в состоянии исполнить просьбу российского императора: сами французы, уже породнившиеся с русскими дезертирами, помогали последним скрываться. Беглецы же, наученные горьким и полностью бесперспективным для них опытом службы в армии, государству не доверяли и надеялись только на себя. Понятно, что они не видели никакого смысла менять мирную и зажиточную семейную жизнь во Франции на возвращение к муштре и военным походам...
В заключение же стоит упомянуть тот факт, что, согласно российской историографии, официально не зафиксировано ни одного случая, когда кто-либо из русских дезертиров во Франции в начале XIX века вернулся или хотя бы попытался вернуться обратно в Россию...
Исторический анекдот. Генерал М.П. Бутурлин. Прототип Гоголевского городничего в комедии «Ревизор»
Старая русская поговорка о том, что две главные беды в России — это дураки и дороги, как нельзя ярко характеризует генерала Михаила Петровича Бутурлина, занимавшего должность Нижегородского губернатора в 1831-1843 годах.
Человек ограниченный и мнительный, уже у своих современников генерал Бутурлин не вызывал ничего, кроме презрительных или снисходительных насмешек и неоднократно становился героем откровенно уничижительных анекдотов. Но, как всегда водилось в Российской империи, даже такие персонажи способны были дослужиться до больших чинов и должностей, если умели своевременно «держать нос по ветру» и быть обходительными с начальством.
Как яркий пример, характеризующий умственные способности генерала Бутурлина, можно вспомнить его знаменитый приказ о мерах против пожаров, которые в то время постоянно случались в Нижнем Новгороде. Приказ гласил (и это не шутка, а реальный исторический, более того, задокументированный факт), что всем нижегородским домохозяевам предписывалось за два часа до самого пожара сообщать о том в полицию, чтобы против огня были своевременно приняты меры... Впрочем, мало кто слышал о том, что с именем генерала Бутурлина связана и другая, не менее комичная история, которая нашла своё отражение в гоголевской комедии «Ревизор», где прототип городничего был «срисован» именно с «легендарного» нижегородского губернатора.
Многие наверняка слышали о том, что сюжет, без преувеличения сказать, бессмертной поэмы Н.В. Гоголя «Мёртвые души», был фактически подарен автору А.С. Пушкиным. Но далеко не все знают, что и сюжет комедии «Ревизор» был также подсказан Гоголю Пушкиным. И подсказан именно после посещения последним Нижнего Новгорода и очной встречи с генералом Бутурлиным...
Как гласит историография данной легенды, осенью 1833 года А.С. Пушкин ездил в Оренбург, чтобы собрать побольше информации о Пугачёвском бунте, что в дальнейшем и нашло отражение в его эпохальной повести «Капитанская дочка». По пути в Оренбург уже именитый к тому времени писатель на недолгое время останавливался в Нижнем Новгороде, где, в числе прочего, был представлен и губернатору.
Встреча с Пушкиным, однако, произвела на психику и воображение генерала Бутурлина очень необычное впечатление. Неизвестно с чего он взял это, но сразу после встречи с писателем генерал Бутурлин отправил письмо-донесение, оно же — предостережение, Оренбургскому военному губернатору, генералу Василию Алексеевичу Перовскому, где рекомендовал последнему быть начеку с Пушкиным, так как, по мнению Бутурлина, писатель собирает вовсе не материалы о Емельяне Пугачёве и знаменитом бунте почти полувековой давности, а «сведения о неисправностях» по некоему мифическому «тайному поручению».
Сам же Пушкин узнал о данном «предостережении» непосредственно от Василия Алексеевича Перовского. Во время встречи в Оренбурге, последний с юмором рассказал писателю о не совсем адекватной реакции Бутурлина на знакомство с Пушкиным и его же «письме-предостережении». И поныне считается, что из этой комичной то ли легенды, то ли были и родился сюжет одного из величайших произведения русской литературы — комедии «Ревизор». Сюжет, который и был подсказал Н.В. Гоголю «Нашим всё» А.С. Пушкиным.
«Мифы» сталинской эпохи. Лев Гумилёв: «Приходите, когда будете собирать на памятник Малюте Скуратову»
Увы, то, что Льва Гумилёва, советского и российского историка, писателя, археолога, географа, востоковеда, этнолога и философа, а «по совместительству» единственного сына Николая Гумилёва и Анны Ахматовой, арестовывали четырежды, ни для кого не секрет и точно не «миф» советского времени. Как и то, что в совокупности Лев Гумилёв провёл больше десяти лет в заключении и, если бы не «своевременная и скоропостижная» смерть «отца народов и гения всех времен» И.В. Сталина, он наверняка провёл бы в ссылке ещё не менее пяти лет в соответствии с приговором, вынесенным ему ранее «самым гуманным судом в мире» (если бы выдержало его и без того подорванное лагерями здоровье).
Можно долго листать страницы его «дела» с обвинениями в антисоветской агитации и исторических исследованиях, не соответствовавших «основному курсу партии», но несомненно одно — знаменитого учёного, который всю свою жизнь посвятил науке и который в настоящее время по праву считается цветом нации, обвиняли и арестовывали лишь за то, что он имел своё мнение и готов был его отстаивать, не идя на поводу у системы и не предавая свои принципы. Увы, мы уже никогда не сможем понять, сколько упустила страна, где миллионы людей, подобных Гумилёву, либо сгинули в лагерях, либо потратили годы своей жизни в ссылках и тюрьмах вместо того, чтобы внести свой вклад в общемировую науку и культуру...
Одна из легенд, за что арестовали «строптивого» учёного в 4-й раз в 1949-м году (не считая массы обвинений, взятых из его же «дела» 1935 года), гласит следующее...
В конце сороковых годов прошлого столетия, вероятно, после выхода в 1945 году первой части картины Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» (той самой кинокартины, на выпуске которой настаивал И.В. Сталин и сценарий которой он утвердил лично, очевидно, проводя исторические параллели между своим правлением и правлением Ивана IV), в стране «родилось общественное движение энтузиастов» в пользу сбора средств на памятник Ивану Грозному...
Тем, кто не застал советское время, стоит дополнительно пояснить, что никакое общественное движение в СССР не рождалось без чёткого руководства и одобрения партии и правительства. Судя же по тому, что монумент в итоге так и не был установлен, идея эта канула в Лету, вероятно, замещённая раскрытием очередного глобального заговора (так называемого «дела врачей») против «товарища Сталина, партии и правительства».
Тем не менее, по легенде, именно ситуация, связанная со сбором денег на памятник Ивану Грозному, стала той «последней каплей», которая непосредственно повлияла на четвёртый арест и заключение Льва Гумилева.
Говорят, когда активисты пришли к Гумилёву за «добровольным пожертвованием», тот наотрез отказался сделать добровольный взнос на дело, негласно утверждённое «партией и правительством». На очевидный вопрос о причине отказа Гумилёв прямо ответил следующее: «Приходите, когда будете собирать на памятник Малюте Скуратову».
Наверняка, в более демократическом и свободном обществе «энтузиасты» бы только пожали плечами и удалились восвояси, удивляясь причудам учёного. Как, увы, неудивительно и то, что в «самом гуманном и справедливом социальном обществе за всю историю человечества» на несговорчивого учёного сразу донесли «недремлющим советским органам».
Впрочем, всё это не более, чем один из исторических «мифов», связанных с четвёртым арестом Льва Гумилёва. Верить же этой легенде или нет, как обычно, оставим на суд вдумчивого читателя.
Но то, что Льва Гумилёва, как и миллионы советских граждан, осуждённых по пресловутой 58-й статье «за антисоветскую агитацию и пропаганду», реабилитировали в 1956 году «за отсутствием состава преступления», является несомненным историческим фактом...
Альмечитов Игорь Сергеевич, г. Воронеж. Окончил факультет Романо-Германской филологии Воронежского Государственного Университета. Публиковался в русскоязычной периодике России, США, Германии, Австрии, Франции, Беларуси, Украины, Израиля, Новой Зеландии, Бельгии, Узбекистана, Греции, Великобритании. Лонг-лист национальной российской литературной премии «Дебют» (2005г.). Победитель международного литературного конкурса русскоязычных авторов «Литературная Вена» (Австрия) в номинации «Малая проза» (2013г.). Лауреат Германского Международного литературного конкурса русскоязычных авторов «Лучшая книга года» (Германия) в номинации «Крупная проза» (2021 и 2022). Лауреат Германского Международного литературного конкурса русскоязычных авторов «Лучшая книга года» (Германия) в номинации «Малая проза» (2023г.) (Сборник повестей и рассказов «Без определённого места жительства»). Победитель Германского Международного литературного конкурса русскоязычных авторов «Лучшая книга года» (Германия) в номинации «Крупная проза» (2024г.) (Роман «Сказание об Александре Невском»). Восемь изданных книг прозы в последние годы.
