Все, что нам выпало на долю, было как снег или дождь ноябрьским утром…
Родной дом в страшном городе, обреченном на разрушение… Две комнаты, трещина вдоль потолка, продавленный диван. В этом углублении всегда спала кошка… Интерьер так себе, но что поделаешь, если он вбит в сердце гвоздями памяти… И жизнь там была – тоже так себе, все орали и лезли на стенку, и была еще страшная школа, а в ней жуткая подруга Лена Таллер... Но вот читаешь в новостях про прямое попадание в эту школу - и ревешь всю ночь напролет…
По сути, жизнь – это большая коробка, где собраны случайные предметы в случайном порядке: старый двор, в котором прошло детство, книжные шкафы, книги, выпадающие с полок и пикирующие на головы, исхудавшие коты, сидящие под чужими машинами, вредные сестры и братья-неудачники… Кому, в каком порядке они выпадут – неизвестно, но вот случилось так – и живешь с ними… и вдруг в какой-то момент понимаешь, что любишь их – и ничего с этим не поделаешь… А за что любишь? Почему именно их? Спроси у снега или дождя ноябрьским утром.
Какой же тогда смысл в этой жизни? И есть ли в ней смысл?
Есть, но он выскальзывает из нее, как рыба, и потом лежит на земле, ждет, когда же его подберут.
И что остается?
Остается плыть по течению. Анжела думала об этом целый вечер, и ночью ей снилась огромная река, и она плывет по ней, как маленький сухой листик, и вокруг плывут длинные странные рыбы, и шевелят плавниками, а вокруг какие-то обломки, ветки деревьев, а рядом – белый бумажный кораблик. И Анжела вспомнила, как она в девять лет переплывала реку Волгу, и рядом был папа, и все было хорошо.
А потом пришло такое странное существо – ноябрьское утро. Появилось и стало требовать, чтобы Анжела с этим что-то делала. Именно она – Анжела Бирюкова, детская писательница, которая написала целую книгу про веселых пушистиков, и была этим очень довольна. А когда ей было девять лет – она переплывала реку Волгу.
Когда ее приглашали выступать в школу к детям, она никогда не знала, что им рассказывать о себе. Впрочем, ее редко приглашали, было много других писательниц, которые написали и три, и пять, и восемь книг, и не только про веселых пушистиков, но и про говорящие растения, и про умных черепашек, и даже про голубые пузырьки.
Но только она, зайдя в класс, торжественно заявляла:
- А вы знаете, что когда мне было девять лет, я переплывала реку Волгу! Это было так…
В ее жизни было вообще-то мало интересных фактов. Жила-была счастливая советская семья в маленьком городке на берегу Волги, папа работал, мама вязала ему свитер. Но потом папа их бросил и уехал в Германию, а мама не смогла жить в этом городке, где она была брошенка и разведенка. Так и закончилась сказка, где она действительно переплывала реку Волгу, и рядом плыл отец, и вода несла ее на себе, как рыбку, и неважно, переплыли ли они эту реку, но были солнечные блики, и усталость в мышцах, и кто-то на том берегу громко кричал: «Свали в канаву!»
Эта сказка кончилась, и они уехали в другой маленький городок, на берегу реки Кальмиус. Там Анжела пошла в пятый класс, но все уже было не то и не так, она писала стихи, никому не нравилась и хотела уехать к отцу, а мама продолжала вязать длинный-длинный шарф без конца и без края.
Анжела Бирюкова очень скучала – скучала по папе, по своей комнате с выцветшими обоями, с кушеткой, в которой она прожгла сигаретой огромную дыру. Вся ее жизнь была этой скукой, рано утром, едва открыв глаза, она вспоминала тополь за окном, пыльное окно и подоконник, застеленный старой газетой.
Эта тоска, эта скука заставила ее писать стихи для детей – взрослые стихи она бросила, там все было очень сложно, запутанно, странно, а ей так хотелось ясности, чистоты, прямоты, незамутненности чувств… И только в детских стихах можно было говорить о том, чего на самом деле хочется: чтобы все было хорошо. Анжела считала, что жизнь – это в общем-то простая штука, только надо знать правила поведения, и тогда все встанет на свои места и все будут счастливы… Вот веселые пушистики знали эти правила, а она, Анжела, - знала, но не все.
Вот поэтому не складывались у нее выступления перед читателями… Ее первое выступление в родной школе имени Юрия Двужильного совпало с покушением на какого-то местного политика, и прямо перед школой дымились останки автомобиля, толпился народ, раскрасневшиеся полицейские орали, что сюда нельзя… Анжела испугалась, заплакала, и тут к ней подбежала жутко накрашенная девица с безумными глазами и в желтых штанах, и хорошо поставленным голосом спросила:
- Скажите, пожалуйста, а что такое счастье? Мне очень нужно для социального опроса…
- Не знаю… - сказала Анжела. – Я как все…
- Но вы подумайте! Мне очень нужно, - не отставала девица, у которой, видимо, тоже что-то совпало.
- Я занята! – закричала Анжела и побежала куда глаза глядят.
И вдруг обнаружила, что город изменился: появились красно-синие флаги на отделениях милиции, и мама сказала:
- Хватит. Надо уезжать.
И они уехали в маленький городок на берегу Днепра, очень тихий и спокойный, там был храм, парк и очень хорошая больница. Они жили на длинной улице, похожей на восточный базар. Здесь Анжела вначале тоже не знала, что делать, скучала, уже не зная, о чем она скучает – то ли о городке на берегу Волги, то ли о городке на берегу Кальмиуса. Долго искала работу, хотела устроиться журналисткой на телевидение, устроилась преподавателем курсов английского языка во дворце детского творчества, рассылала свои стихи в разные журналы, получила предложение издать еще одну книгу за свой счет, долго думала, что это может быть книга о белобрысых чудиках, но потом поняла, что на это у нее нет денег. Зато совершенно неожиданно для себя познакомилась с живой легендой детской литературы Леночкой Сорокиной. У нее были суетливые движения, цепкие прищуренные глазки, пыльная кожа и детский звенящий голосок. Анжела сказала ей:
- Когда мне было девять лет, я переплывала реку Волгу.
Они даже вместе шли до метро в тот дождливый ноябрьский вечер. По небу плыли тучи, как дойные коровы, и капли дождя медленно и тяжко падали на землю, а у живой легенды не было зонтика… Они шли бы еще дальше, если бы неожиданно в толпе Анжелу не дернула за рукав незнакомая девушка с испуганными глазами.
- Соцопрос, - сказала она грозным голосом. - Ответьте, пожалуйста, на вопросы: существует ли счастье? что такое счастье?
Анжела испугалась: как будто бы знакомый призрак вырос из-под земли в самый неподходящий момент – и пролепетала:
- Я не знаю… не знаю… отстаньте от меня, пожалуйста…
Однако живая легенда детской литературы исчезла в толпе… Целый час металась Анжела по станции метро, потом поехала домой…
Дома мама смотрела телевизор и вязала, кажется, свитер или все тот же шарф. Вначале они посмотрели какое-то шоу, потом мама ушла готовить ужин, а Анжела осталась смотреть новости. Она задремала, и проснулась, услышав прогноз погоды, диктор с бледным лицом монотонно говорил про проливные дожди во всех регионах. И Анжеле показалось, что она где-то под землей, и смотрит телевизор, потому что больше ничего не осталось, и дождь, льет как из ведра, а ведро ржавое и дырявое, и этот прогноз погоды длится уже целую вечность, а она все сидит в подземелье, и все слушает про дожди везде и всюду, а дожди надвигаются, как глыбы, высятся как скалы, поют как арфы, и нет им ни конца ни края, как маминому вязанью.
И точно так же, как мамино вязанье, день за днем, петля за петлей, длилась жизнь в чужом городе, где они с мамой никому не были нужны. Мама, по крайней мере, встретила свою бывшую одноклассницу, и теперь после работы они долго-долго сидели вместе на кухне, пили чай, говорили по душам, воспитывали Анжелу, советуя ей, как поскорее выйти замуж – две пожилые одинокие женщины на ночной кухне чужой квартиры.
Однажды Алина поднялась пораньше, чтобы поскорее сбежать на работу. Не открывая глаз на автопилоте пошла на кухню, чтобы поставить воду на кофе – а мама с подругой сидят за столом, и так уютно, как бывает только в дождь.
- Вы что – не спали? – удивилась Анжела.
- Да понимаешь, - смутилась мама, - мы говорили вроде о серьезных вещах, будет ли война говорили… и не заметили, как ночь прошла…
- Начали с серьезных вещей, - вмешалась подруга, - а потом вдруг оказалось, что говорим про любовь, про то, как бы человека хорошего встретить, и вообще всякие глупости, о которых мы еще школьницами часами разговаривали.
- Когда ты вошла, я как раз хотела сказать, что получается, будто мы за эти годы ни капли не поумнели, – и мама тихонько засмеялась.
Анжела посмотрела на них – они и правда были такие еще молодые, как школьницы. Вот сидят на кухне, хихикают, что-то шепчут друг другу на ухо… Добрые морщинки на лицах, усталые глаза – а внутри совсем девчонки… «Вот что это такое, - думала Анжела, выходя в жесткое ноябрьское утро, - волшебная сказка или страшный сон?»
А потом началась война. И мама опять сказала, что надо ехать. И в кошмарном поезде, полном страха и слез, Анжела думала о том, что куда бы они ни приезжали – в этом месте начинается война… И Анжела не понимала, почему так получается. Было такое ощущение, что они как-то виноваты в этом, что-то сделали не так, в них самих было что-то не то… Но с кем – с мамой? С Анжелой? И что конкретно – не то? Они же – обыкновенные, ничем не примечательные, никому не известные? Что же с ними не так?
И теперь, приехав в чужую страну, Анжела больше всего боялась, что и здесь тоже начнется война. Каждая ночь была пропитана страхом и ужасом, потому что война могла начаться в любой момент – просто потому что они приехали именно сюда. И снова и снова Анжела скучала – по дому, в котором они прожили несколько лет, по кухне, где сидели мама с подругой, по их долгим разговорам о любви и о том, что себе думают президент и депутаты… Особенно она скучала о живой легенде детской литературы, с которой так и не удалось повидаться снова, а ведь это наверняка изменило бы ее судьбу и она наверняка бы издала книжку о белобрысых чудиках… но дело было не в этом, просто было интересно, куда уехала эта живая легенда и на каких берегах звучит теперь этот звонкий голосок с металлическим тембром… А еще было интересно, где те милые девушки, которые проводили соцопрос и спрашивали ее о том, что такое счастье… теперь она знала ответ на этот вопрос.
А вечером, придя с работы, поцеловав маму и отчитавшись ей о прожитом дне, Анжела выходила на балкон и смотрела сверху на огромный чужой город, где в сумерках горели разноцветные фонарики и вспыхивали огни рекламы, и перегнувшись через перила балкона, кричала:
– Счастье есть! Я точно знаю – оно есть! Это когда мне было девять лет и я переплывала Волгу!
НЕНАВИСТНОЕ УТРО
Утро она ненавидела. Утром она никак не могла разлепить глаза, медленно бродила по дому, а если натыкалась на брата Сёму – стукала его по лбу.
Гораздо лучше было вечером. Ее прибежищем в этой жизни были сериалы. Каждый вечер после работы она раскладывала диван, доставала красное ватное одеяло и утопала во мраке комнаты, в теплой ласковой тяжести одеяла, как Иона во чреве кита, и вокруг смыкалась тьма, только бледный огонь экрана светил откуда-то издали.
И наплывом возникала комната с бархатными занавесками, и голубая струйка сигаретного дыма, и ярко-красные губы под огромной шляпой, бледное лицо и жирно подведенные злые глаза роковой красотки с черным сердцем.
- И как же ты можешь жить после всего этого?
- Но ответь мне, почему ты так поступила со мной?
- Я очень сожалею, но ты сам во всем виноват.
Таких слов никто никогда никому не говорил в жизни, и она это прекрасно знала, но было в них что-то завораживающее, как будто бы другой мир входил в дом, где жили они с Сёмой – брат и сестра, два некрасивых человека, которые не очень любили друг друга. Еще было много книг, которые Сёме нужны были постоянно, а Нате совсем не нужны.
- Это же просто пылесборник, - говорила она брату, - бери тряпку и вытирай пыль, иначе все повыкидываю!
А Сёма говорил, что она просто дура и ничего не понимает, а книги – это ценность, и как без них люди поймут, что мы – образованные люди? Сёма писал стихи уже в четвертом классе и вообще был странный. В школе его травили кто как хотел, но потом он поступил в университет, подрос и стал похож на человека.
А Ната была розовощекая толстушка, и она просто жила. Нет, она не хотела любви, как в сериале, у нее было достаточно здравого смысла, тчобы любить их бескорыстно, но она твердо знала, что женщина должна быть замужем. Первый раз она вышла замуж по любви за толстого большеголового журналиста. Он действительно был прекрасен – постоянно курил и рассказывал анекдоты громовым голосом. Каждое утро Наты начиналось с нового анекдота. Она не выдержала этого великолепия, и во второй раз вышла замуж по расчету за зубного врача, от которого вкусно пахло гвоздичным маслом.
Но этот брак был неудачным и продлился недолго. После развода Ната задумалась. Она поняла, что ей надо что-то с собой делать. Она поняла, что в этой стране у нее очень трудная жизнь. Как будто на войне, стратегия и тактика, и постоянное сканирование поля сражения, и учет действий противника, и так проходили дни и годы. Она знала, что в душе очень добрая женщина, но люди такие, что приходится говорить гадости. Иногда давала себе слово никогда и никому больше гадостей не говорить – разве только изредка брату Сёме. Никто ее не жалел, даже брат. И она решила уехать в другую страну.
Сёма остался один. Теперь его окружали только книги и никто не заставлял вытирать с них пыль. Это было странно, это было хорошо, но как-то грустно. Сёма, если честно, не очень любил сестру, она совершенно его не понимала, она жила в другом мире, но без нее было как-то пусто. И самое главное – перед кем ему теперь похвастаться своими успехами? Он наконец-то скопил денег и издал первую книгу стихов. И в местной газете написали, что он, Сёма, издал первую книгу стихов и эти стихи оригинальны. Он даже устроил презентацию в подвале городского дворца культуры. Пришло десять человек, все его знакомые и два бывших преподавателя, но так было даже лучше, потому что Сёма боялся выступать перед незнакомой аудиторией. И преподаватель латинского языка сказал:
- То, что мы собрались в подвале, просто прекрасно. Поэзия должна жить в подвале…
И дальше он долго-долго рассказывал о разных подвалах, в которых собирались поэты, начиная с «Бродячей собаки». Это было самое лучшее выступление.
Но когда Сёма накопил деньги и издал вторую книгу стихов, на презентацию пришло только пять человек. И это тоже было ничего, потому что, как говорил себе Сёма, настоящую поэзию понимают сейчас единицы, и это правильно. Но когда он издал третью книгу стихов, на презентацию не пришел никто. Он сидел целый час один в подвале, пил чай, время от времени к нему подходила уборщица, спрашивала:
- Никого нет?
- Никого… - печально отвечал Сёма. – Давайте подождем еще…
Через час уборщица авторитетно сказала:
- Хватит. Никто не придет.
Сёма послушно встал, собрал свои книги, засунул их в пакет и пошел к двери.
- Кстати, - сказала вдруг уборщица, - что там слышно про атомную бомбу? Как вы думаете, можно не волноваться?
- Конечно, - ответил он. – Все это выдумки желтой прессы, поверьте…
Он вернулся домой, разложил диван, достал большое красное одеяло, включил телевизор. Экран мерцал и шипел, а он лежал под одеялом, как Иона во чреве кита, в этой комнате, ставшей вдруг незнакомой и страшной, в этом густом мраке, разлегшемся от пола до потолка. Так он лежал, бездумно и бесслезно, и думал, что вот он умрет, и тогда они все поймут, какого поэта они потеряли, потому что стихи его останутся, обязательно останутся, и его еще оценят, все оценят, а особенно Натка.
А потом он заболел, и ему стало не до стихов, и единственное, что он мог – вспоминать анекдоты, которые рассказывал первый Наткин муж, действительно веселый человек, анекдоты, у которых уже отросла борода, которые теперь пахли нафталином, тухлой рыбой, потом и табачным дымом. Через два года врачи сказали, что надежды нет.
И тогда ему написала племянница, дочка Натки, из далекой чужой страны:
«Привет, дядя Сёма!
Мама сказала, что ты умираешь, и велела тебя поддержать.Мне очень жаль, что ты умираешь. Я хочу сказать тебе, что не надо бояться.
Ты не один.
У меня была белая мышка, она умерла два месяца назад.
Я с ней поговорила недавно, и она сказала, что теперь все в порядке. Она согласилась с тобой дружить, когда ты окажешься на небесах.
Она сказала, что будет ждать тебя. Мама говорит, что это очень хорошо. Потому что раньше у тебя не было друзей, одни стихи.
Между прочим, ее зовут Тигра. Она тебе понравится.
Всего тебе хорошего.
Твоя племянница Маша».
Ната не успела прилететь на его похороны – не с кем было оставить Машу. Она прилетела только через несколько дней. И пришла домой, хотя никакого дома там не было. Было жарко, пыльно, шумно, вокруг теснилась толпа, гудели и рычали машины. Она не спеша брела по чистому унылому дворику с клумбой посередине, между хилыми деревцами, а потом по старой лестнице с запахом кошек. На лестницу вышла женщина с подвязанной щекой, откуда-то неслась музыка, плакал ребенок.
Не было никакого дома. Была комната человека, который жил совсем не здесь. И это был один человек, как будто бы она, Ната, тут никогда не жила, как будто бы ее ноги не ходили по этому красному щелястому полу, как будто бы ее тело не лежало на этом пошарпаном диване… Ничего не осталось… Гнетущий низкий потолок, обшарпанная и скрипучая мебель. На окне – горшок с высохшим цветком, из открытого шкафа вылезают старые резиновые сапоги. Чьи же это сапоги? Неужели Сёмы? Но они огромные, сорок шестого размера… На шкафу лежит шляпа, которую она прислала брату на очередной юбилей. Шляпа была не распакована. Книги теперь не стояли на полках, а валялись повсюду, покрытые слоем пыли, как она и говорила, залитые чаем и в жирных пятнах. В холодильнике было шесть яиц и дезодорант.
Наташа включила свет в этом царстве одинокого поэта. Она достала с книжной полки его первый сборник – тоненький, в мягкой обложке, на грязно-серой пупырчатой бумаге, вышла на балкон и стала читать… Она впервые читала стихи своего брата, и эти стихи были не похожи на стихи. Слова скользили и не складывались друг с другом, они шевелились, катились вниз, как река, и было ощущение, что она вот-вот поймет, о чем же писал ее брат, но тут происходил новый поворот, в ушах звенело…
Улицы расширялись и терялись в бесконечности, движение стало реже, голоса стали тише, на небо выкатилась луна, а темнота сомкнулась над головой, как огромная пыльная занавеска, которая когда-то вздымалась и падала, наглухо отгораживая от окружающего мира. Буквы были едва видны, но Наталья все равно читала, и что-то щипало в глазах, свербило в носу, текст плыл перед глазами, все такой же непонятный, и строчки покачивались, легко перебегая по странице, они гудели и звенели, и о чем-то пытались ей рассказать, только она не могла понять о чем…
А в небе покачивалась луна, а рядом с луной – две маленькие звездочки. Это были странные звездочки – они как будто бы срослись друг с другом, как будто бы обнялись, как будто бы никак не могли друг без друга, и светили, дрожа и переливаясь, на маленький дворик, на дребезжащую на ветру карусель, на поломанную скамейку, на весь этот обшарпанный и несчастный город. А с соседнего балкона гремела музыка, и скачущая, неуклюжая, крякающая и подпрыгивающая мелодия летела в небо.
Ната снова начала читать, но было уже ничего не видно. Она долго стояла на балконе, курила и думала, что жизнь была к ней очень неласкова. Собственно, как и к брату. И брата уже нет…
- Ты так рано умер – почему? – бормотала она. – Почему? Ты же ничего плохого не делал, писал свои стихи… Или это жизнь из тебя вытекла через эти стихи? Или это смерть – такое существо, которое любит слова, и требует слов, а строчки из слов – это цепочки, по которым она связывает людей и забирает к себе?
И тут Ната вспомнила, как Сёма говорил, что его стихи переживут его, и читал еще про это стихотворение какого-то поэта, где про это красиво сказано. И ведь прав оказался поэт – кажется, Пушкин – стихи брата пережили его, вот они, все три книжечки, и она, Ната, их читает… А брата нет… И она заплакала, и плакала долго-долго, пока не начался рассвет.
Утро Ната ненавидела.
Элина Свенцицкая. Писатель, поэт, литературовед. Автор восьми книг: «Из жизни людей» (проза и стихи), «Пустельні риби» (стихи), «Простите меня» (проза), «Білий лікар» (стихи), «Проза жизни» (проза), «Триада рая. Проза жизни» (проза), «Мои шедевры» (проза), «Речі, що лишилися від дому» (стихи). Стихи и проза публиковались: «Новая юность» (Москва), «Новое литературное обозрение» (Москва), «Комментарии» (Москва), «Крещатик» (Киев), «Collegium» (Киев), «Донбасс» (Донецк), «Дикое поле» (Донецк), «Соты» (Киев), «Перевал» (Ивано-Франковск), «ШО» (Киев), «Радуга» (Киев), «Новый свет» (Торонто), «Гостиная» (США), «Континент» (США), др. Лауреат І премии Фестиваля малой прозы (Москва), премии Украинской библиотеки г. Филадельфия (США), Литературной премии «Планета поэта» им. Л. Вышеславского, фестивалей «Art way» (Харьков), «Культурный герой» (Киев), IV Международного конкурса короткого рассказа «Zeitglas – 2015», III премии Международного конкурса короткой прозы «Без границ» (Барселона, 2017, Одесса, 2019) , лонг-лист Международной литературной премии им. И. Бабеля (2018,2019, 2020). Лауреат Литературной премии им. М. Волошина (2019). Стихи и проза переводились на польский, английский, датский, литовский, русский, итальянский языки. Член Национального Союза писателей Украины.
