Семь искусств, №91

Шёнберг рассказал, что проводит в Торонто свой саббатикал год в одном из университетов близ Торонто, причём его обязанности сводятся к тому, что он должен обедать в университетской столовой. Дело в том, что встречи во время обеда заметно облегчают сотрудникам университета общение с визит-профессором.

В 1953 году большинство научно-исследовательских институтов МГУ были закрыты. Ликвидирован был и НИИ Механики и Математики при Мехмате МГУ. В 1959 году с большими усилиями при Мехмате МГУ был воссоздан функционирующий и поныне Институт механики. Отдельного математического института больше у нас никогда и не было.

Карта неоднородностей реликтового излучения — кладезь важнейшей информации. В ней зашифрованы ключевые сведения о Вселенной — карта говорит о ней, как о целом, больше, чем наблюдения далеких галактик и квазаров. По мнению автора, суммарное научное значение результатов WMAP превосходит значение открытия бозона Хиггса.

Жизнь Верлена поражает моральным и духовным бессилием при неиссякаемом творческом потенциале. Так уж случилось, что на жизненном его пути не было драматических взлетов, героических событий, величественной борьбы. Один лишь распад, сползание в трясину и медленная деградация.

В искусстве, как и в любви, требуется дефицит предложения. Роскошь подробностей притупляет чувства, создаёт отрицательное отношение к предмету. Другими словами, хорошего должно быть мало. Если же сделаться софистом, то можно сказать, что многое — признак плохого и вредного. Будь это количество написанного или съеденного.

Лев Моисеевич относился к тому типу музыкантов, для которых разнообразная деятельность, кочевая жизнь артиста, безразмерный рабочий день, профессиональное общение были неотъемлемыми нюансами повседневности, в которой «звериная» серьёзность не была спутником таланта.

Автору этих строк посчастливилось не только увидеть и испробовать скрипки Страдивари и Амати, но даже играть на них концерты в течение нескольких десятилетий.

На самом фундаментальном уровне все люди и во все времена имеют дело с проблемой редкости. Никогда не было достаточно, никогда не будет достаточно, и как результат люди всегда влекомы поиском лучших путей к увеличению их богатства и потребления.

Экзистенциализм тем и хорош, что рассыпан бисером по личностям, что не даёт никаких универсалий, а лишь демонстрирует процессы и плоды индивидуальных усилий, но именно тем же и плох.

Для некоторой группы русских социалистов и интеллектуалов боязнь победы и желание поражения в войне не было их новым отношением, его можно проследить не только до русско-японской, но даже до крымской войны. Русское пораженчество не было вызвано недавней антипатриотической или антивоенной пропагандой, а скорее оказалось результатом вековой борьбы с самодержавием.

Если допустить, что меры по ликвидации свободных земель и по «уплотнению» сельского населения государство сознательно предпринимало, начиная по крайней мере с 1762 г. (год утверждения на престоле Екатерины II), то выходит, что запланированный результат был достигнут без малого через сто лет, в 1861 году. Так не быстро движется история.

Владислав Николаевич Андреев не был ни диссидентом, ни конформистом. Он был ученым-интеллектуалом. Он был моим Учителем. Он научил меня этому самому интеллектуальному сопротивлению. Интеллектуальное сопротивление подразумевает совершение поступков.

Научные интересы Николая Вавилова лежали в таких областях знания, которые разрабатывались задолго до него. Острый плуг его мысли врезался в пласты не целинные, трудность поднятия которых сполна оплачивается полновесным урожаем. Он шел по вспаханной и перепаханной борозде, из которой, казалось, выжаты все соки. Но он пахал глубже своих предшественников.

И вот наступает день, когда я впервые берусь за перо. Мелко исписанные листы — единственное упоение, единственная связь с вещественной вселенной. Дрожит мембрана ночи, на уличном островке гаснут один за другим фонари, начинается жалящий сердце алый рассвет, а затем переходит в суматошное утро.

Прикоснулся кистями к бумаге — и на ней мгновенно возникло сотворённое на глазах у нас — чудом, что ли? — волшебное яблоко! Было яблоко это свежим и настолько живым, что хотелось мне потрогать его. Казалось, это яблоко пахло, да как!

Слишком тоненькая — так, что боюсь сломать. /Только скажи слово и «мир, держись!»: /Будут ветра по берегам стенать, /Будут валы в море утюжить жизнь.

И страх с обидой, словно в сказке Лихо, /Вдруг исчезали в круговерти белой. /На сердце становилось тихо-тихо... /Кому я пела? Сыну ли? Себе ли?

И страницы любимых книг и заваренный крепкий чай, /на обочине тот пикник, где заканчивается печаль... /Вот и лёгкость не тела, взгляда, вот и искорки, лёгкий смех, /ироничная, в стиль бравада — непонятная, не для всех...

Бывали и мы помоложе, /И мы запевали упрямо — /И щурили очи в прихожей /Для нас флорентийские дамы.

Увидев растерянные физиономии свиты, директор сразу понял: что-то случилось. Электрокары стояли неразгруженными у входа, вокруг столпились рабочие. Пса не было. Цепь и ошейник сиротливо висели на двери. Собачий начальник вытирал взмокший от страха лоб, глаза его блудливо бегали.

В конце концов, у Риммы сдали нервы, и она завела себе на стороне мужика. Мужик, некто Ромоданов, был как раз то, что требовалось: высокий, статный, холеный, с хищным блеском в ржавых, рысьих глазах, с металлом в голосе, и рокотал он этим голосом уверенно, веско, непререкаемо.

С годами охотников попытаться разбудить чудовище становилось всё меньше — несмотря на то, что обещанную серебром награду отчаявшийся батюшка Ингара заменил на золото и добавил затем в придачу руку младшей дочери.

Вообразим себе учебное заведение «полузакрытого типа», готовившее на медленном огне будущих ойстрахов и гилельсов. Перспектива стать помесью сталинского соловья с алябьевским соколом кружила голову — отчасти самим юным дарованиям, но, главным образом, их бедным родительницам. И поныне кружит.

И я сказал: " С тех пор, как пал Адам,/ Прекрасное в трудах дается нам./ Когда-то и любовники служили/ Своей любви в высоком, сложном стиле,/ Вздыхали важно, повторяли длинно/ Слова из книг, прекрасных книг / старинных. Все это праздный вздор для наших дней"

Как ни старается Москва выглядеть глянцево и гламурно, а глянешь за подкладку — всё та же труба, всё тот же азарт безобразий и беззаконий, где своему — уютно и спокойно, а пришлому — страшновато и не комфортно.

Имя — Промысел — Деяния — Жертва. Так обозначены этапы в самом начале и так озаглавлены четыре части романа. Так прослеживается судьба каждого из героев. Читателю изначально понятно, что при всей несовместимости времени и места две судьбы фатально родственны и герои чуть ли не идентичны.

Два или три слова сцепляются, выделяя энергию удивления, на которой и пи­шется стихотворение. Эта зародышевая группа слов обычно уже содержит в себе ритм, так что ритм не приходится специально разрабатывать. Как правило, стихотворение пишется быстро, на пер­вичном импульсе. Строчки и рифмы сами приходят в голову, их не приходится долго искать. Что первое пришло, то обычно и остаётся.

Чтобы достичь статуса суверенности, каждому народу приходится на деле доказывать свою способность создать жизнеспособную социальную постройку, оснащённую политическими, экономическими и военными атрибутами независимого государства.