Проза

Ветер не тревожил песок. Всё было тихо. Но рано или поздно налетит ветер и заметёт и ключ, и часовой механизм, и половинки расколотого надвое ореха. Где бы мы ни жили, пылинки спускаются с неба, проходят века, и эта небесная пыль, подгоняемая ветром, заносит бесследно огромные величественные города и немых сфинксов пустыни. И даже развалины не видны из-под земли и песка.

Когда утром Вася открыла рот со своим вечным добрым утром, сразу стало понятно, что никакого доброго утра ни у кого уже не будет. Прекрасные голубоватого оттенка волосы струились изо рта несчастной Васи. Росли они не по часам, а быстрее, и к полудню Вася заплела серебряную косу, обвила вокруг шеи и ушла куда глаза глядят. Все сразу вспомнили, куда пошёл Лев Толстой, побежали искать Васю на вокзал. Нашли на морском.

Я вынимаю девочку из портрета, беру в руки, чтобы дотетешкать в любви ко мне, то есть к себе. На ухо воркую: мы, русские девочки, воспитаны великой русской литературой. Обучены любви-катастрофе. Нам не возлюбить ближнего, как самого себя. Нам ближнего возлюбить – раз плюнуть, но не как самого себя. Мы горожанки, но нас замотали в красный сарафан и выпустили в рожь. Колоситься...

Отрывок из романа «Три стороны монеты»

Тяжёлый лайнер загремел, затрясся и оторвался от земли. Москва исчезла в сером мглистом тумане, и, кроме дрожащих крыльев в иллюминаторе, ничего не осталось. Я высыпал на ладонь три таблетки анальгина и пять димедрола, предусмотрительно свистнутые из аптечки Валеркиного Жигулёнка, и, получив прохладный пластмассовый стаканчик, залпом их проглотил. Сидевший справа сосед подозрительно сдвинул брежневские брови.

Вскоре слава замечательного певца (которому, кстати, Филатов, вернул зрение) разнеслась по всему Советскому Союзу. Но мы, дачники с 12-й станции Большого Фонтана, всю жизнь гордились тем, что первое выступление в СССР ставшего теперь уже легендой Артура Айдиняна состоялось в 1951 или 1950 году в нашем маленьком дачном коллективе на Алкиной веранде.

Эту рукопись прислали нам сотрудники Готской научной библиотеки, расположенной в замке Фриденштайн. Рукопись была найдена в подвалах библиотеки, и хотя написана на тюрингском диалекте средневерхненемецкого языка, дата написания, обозначенная в конце текста – 1987 год. Автором рукописи значился некий Герхардт Гогенштауфен, иных следов которого нам найти не удалось.

– Прекратите бесполезное сопротивление. Что бы вы ни делали, вы не причините никакого вреда звездолётам! Отдайте нам женщин и всё будет хорошо. У нас нет никаких планов убивать мужчин. Быстрее передавайте их нам.

Колесо прошло почти четверть круга, и теперь они находились чуть ниже окончания опоры, к которой крепилась ось. Пашка подвернул руль и кабинка, жалобно скрипнув, крутанулась по часовой стрелке, кроны тополей поплыли влево.

Из повествования нетрёхнутой Вали односельчане узнали следующее: приехавшие к Егорычу «городские тилигенты» рассказали ему, что «в какой-то стране с неприличным названием» стали переписывать потомков «ихнего короля, который помер чёрт-те сколько лет назад». Нашли всех, кроме одного. И вдруг выяснилось, что недостающий потомок – это Егорыч.

сказка

сказка

эту же ночь мне приснился сон, в котором я сидел за большим овальным столом со своими друзьями, нас было восемь человек. Мы все были в белых рубахах, молча смотрели друг на друга и улыбались. Я чувствовал, что понимаю каждого из присутствующих без слов… Мы общались, не проронив ни звука. На слабо освещённом столе стояли несколько вазочек с фруктами и больше ничего.

Артём расплатился с водителем и ринулся к зданию полиции. Буквально на ступеньках его подхватили с двух сторон, впихнули в машину, и он почувствовал лёгкий укол в спину. Очнулся в лесу связанным и встретился с тяжёлым взглядом шефа.

Несомненно, Гумилёв прекрасно знал творчество последнего «проклятого поэта», скончавшегося в 1891 году. Его, как всю литературную молодёжь в обеих столицах России, влекла его изумительная поэзия: «Пьяный корабль», «На музыке», «Украденное сердце», «Песня с самой высокой башни», «Вороньё» и множество иных стихотворений. Однако перевёл Гумилёв лишь его сонет «Гласные».