Проза

В небольшом городе нет того комфорта, который есть в мегаполисе. Здесь не найти японских пирожных моти или бабл-ти. На весь город один электрокар от известного производителя и с десяток от неизвестных. И зарядная станция одна. Ни одного центра современного искусства, картинг-клуба или электробуса. Даже трамвая нет, что странно, если подумать, ведь нет более провинциального транспорта, чем эти усатые, ржавобокие старички.

Меня называли «тургеневской девушкой» из-за кружевных платьев и русой косы. Было приятно; я нарочно покупала нежно-розовые помады, вплетала в волосы ленты и красилась палеткой «Bambi». Сравнительно короткий тургеневский период счастливо совпал с учебой на первом курсе, и в литературную среду я вписалась вполне гармонично.

Удивительные истории случаются в мире, мой друг. Сказочные истории. Скажешь, что на самом деле никаких сказочных историй не бывает? А, может, ты просто не замечал их? А ведь столько всего происходит удивительного вокруг, на что мы просто не обращаем внимания. Взять хотя бы простой вопрос: куда деваются оторвавшиеся пуговицы? Казалось бы, вот треснула оборвавшаяся ниточка. Вот пуговка с негромким стуком упала на пол. Вот она покатилась.

Настало время, когда в зелёном парке появился первый жёлтый лист. В погожий денёк кошка Веснушка с мышкой Торопыжкой вышли прогуляться. По воздуху летели паутинки с маленькими паучками — отважными путешественниками и искусными мастерами, соткавшими себе эти ковры-самолёты. Они ловко управляли ими, как воздухоплаватели дирижаблями.

Михаил любовался пейзажем с явным удовольствием на лице. С широкой площадки на заднем дворе, вымощенной шестиугольными плитками, открывался действительно живописный вид. Вниз шёл долгий и пологий склон, поросший ровной невысокой, будто недавно постриженной, травой. Дальше вздымались такие же зелёные холмы, обрамлённые негустыми хвойными перелесками, между которых бежала узкая тропинка. Она становилась совсем неприметной, теряясь в дымке у тёмных скал и пляжа из чёрного вулканического песка, за которым плескалось море.

Юрка Ухов, как и я, родом из Ольховки. Он до того рыжий, что его боится наш Тяпа. Как только Юрка заходит, Тяпа сначала пятится, а потом юркнет куда-нибудь подальше и лает. Что я могу ещё сказать о Юрке? Он совершенно не любит денег. Когда мать даёт ему на обед в школу 90 копеек, Юрка сердито кричит: – Убери презренный металл!

Курское Рышково. Сосновый бор, запах живицы. В сени величавых елей памятник генералу Армии, дважды Герою Советского Союза Ивану Даниловичу Черняховскому, имя прославленного командира Великой Отечественной войны, в 1943-м освобождавшего со своими бойцами наш Курск, носит региональный санаторий. Сюда, 25 августа 2024 года, с выступлением прибыла Межрегиональная музыкально-патриотическая группа «Содружество»*: офицеры и поэты. (Солист группы Олег с позывным «Черта» – участник СВО, доброволец; ему довелось выбивать укранацистов из «Азовстали», сейчас мой названный брат, бьётся с жестоким врагом на Купянском направлении.)

Писать о боевых действиях не могу, поскольку не принимаю в них участия по понятным причинам. Тема эвакуации, конечно, не такая интересная, как ход боевых действий, но, поскольку, она касается иногда даже не сотен тысяч людей, а миллионов, то есть необходимость исследовать и ее.

В самой первой своей статье мы предупреждали, что если российский народ будет продолжать так же беспечно относиться к происходящему, или жить в режиме максимального зажмуривания — авось «рассосётся», то недалёк тот день, когда натовцы начнут нас сгонять со своих земель, как индейцев, и бить вглубь российской территории дронами и ракетами. И события последних дней подтвердили наши слова.

Обозримое будущее, час пик, остановка городского троллейбуса. На остановке вот уж четверть часа томятся, переминаясь с ноги на ногу, скучающие пассажиры. Кто-то меланхолично тычет пальцами в свой телефон. Другие безуспешно гипнотизируют тяжелым взглядом зависшее информационное табло.

Ветер не тревожил песок. Всё было тихо. Но рано или поздно налетит ветер и заметёт и ключ, и часовой механизм, и половинки расколотого надвое ореха. Где бы мы ни жили, пылинки спускаются с неба, проходят века, и эта небесная пыль, подгоняемая ветром, заносит бесследно огромные величественные города и немых сфинксов пустыни. И даже развалины не видны из-под земли и песка.

Когда утром Вася открыла рот со своим вечным добрым утром, сразу стало понятно, что никакого доброго утра ни у кого уже не будет. Прекрасные голубоватого оттенка волосы струились изо рта несчастной Васи. Росли они не по часам, а быстрее, и к полудню Вася заплела серебряную косу, обвила вокруг шеи и ушла куда глаза глядят. Все сразу вспомнили, куда пошёл Лев Толстой, побежали искать Васю на вокзал. Нашли на морском.

Я вынимаю девочку из портрета, беру в руки, чтобы дотетешкать в любви ко мне, то есть к себе. На ухо воркую: мы, русские девочки, воспитаны великой русской литературой. Обучены любви-катастрофе. Нам не возлюбить ближнего, как самого себя. Нам ближнего возлюбить – раз плюнуть, но не как самого себя. Мы горожанки, но нас замотали в красный сарафан и выпустили в рожь. Колоситься...

Отрывок из романа «Три стороны монеты»

Тяжёлый лайнер загремел, затрясся и оторвался от земли. Москва исчезла в сером мглистом тумане, и, кроме дрожащих крыльев в иллюминаторе, ничего не осталось. Я высыпал на ладонь три таблетки анальгина и пять димедрола, предусмотрительно свистнутые из аптечки Валеркиного Жигулёнка, и, получив прохладный пластмассовый стаканчик, залпом их проглотил. Сидевший справа сосед подозрительно сдвинул брежневские брови.