Поэзия

Пичуги глупой безыскусен свист. Вода хранит ушедшей ночи холод. И запах леса сочен и смолист. Но и во сне по следу гонит голод…

Верни любви мне горькую усладу, Блуждающий огонь раскрытых глаз, Впусти меня за рук твоих ограду В безумный мир, твоих безумных ласк.

Уже не важно, что нам говорят, а важно – где и как, с какою миной. И умирает смысл, покинув звукоряд, опутанный всемирной паутиной.

Вышло время тишины, Ночь истлела до тряпицы. Сны в себя погружены, Чтобы утром воплотиться

Мы были так торжественно-серьёзны, Так дружно шли, поддерживая строй, Что в небесах рассчитывались звёзды, Как фонари – на «первый» и «второй».

Да, этот спор – не из последних. Кто прав, неясно до конца. Вот сын Набокова, наследник, был верен принципу отца.

Но человека всё ведет к воде. В ней, растворяясь, исчезает старость. И вот однажды, вопреки судьбе, он просто так изобретает парус.

есть правду алую с куста горчинку волчьих ягод и заступать за край листа с пастушьей сумкой тягот

Стихотворные мемуары

Рана каждая, Времени врезка в меня, Ему вход открывает; Скрытый огонь вырывается в искрах мгновений. И это моя судьба, приговор мой, доколе закат не пришел...

Расставлены все знаки препинанья, дописана последняя строка. Нам негасимый свет воспоминанья. Тебе свободный путь за облака.

Погоды пасмурной палитра — Полупрозрачное панно. Инстинкт припрятанный велит нам В ней чуять чудо всё равно.

И если нет ответа — Неважно, — главное, что есть еще вопрос.

Я не смотрю туда, а почему — я не люблю таких больших идиллий, кроме того, мы это проходили — при «Пионере» и при «Крокодиле»

В песочных часах песка драгоценного не остается. На всех парусах вчерашняя жизнь к горизонту несется.