Поэзия

Обеззвучен, обесточен, заколочен навсегда. Дней хороших и не очень промелькнула череда. Эти старенькие стены помнят лучшие года: перестройки, перемены, слёзы, смех, любовь, измены – мир, наполненный теплом; звон сдвигаемой посуды за обеденным столом, разговоры, пересуды и об этом, и о том.

День играет соснами. Сумрачный ампир. Волны бьются сослепу о бетонный пирс. Мы живём привычками. Но в июльский зной Лермонтов не вычеркнул парус, край родной. На обед – баранина. Страсть в одном носке. На груди царапины. Буквы на песке.

Памяти Ильи Рейдермана...

На Рождество услышал вдруг / Я сердцу милый с детства звук / Колоколов и сладких слов / О мире в людях на Земле...

...И поэтому я так радуюсь этой шариковой ручке / Из банка, которую я нашел одной темной ночкой / Перед закрытыми дверями магазина. Она чуть пованивает / Собачьей мочой, но пишет она фантастически.

Все как прежде: немею, благоговея. / Инженерная улица, площадь Искусств... / Рядом пенится Невский, и трудно поверить: / Там заботы мирские, здесь – думы и грусть.

Нет нужных букв: их больше не сыскать, / давно ушли и ижица, и ять, / добро забыто, и исчез глаголь; / кто нынче помнит эти буквы наши, / наивные ай-кью или пэ-аши, / определявшие и кислоту, и соль?

- Как они убегали? / - Караван выходил второпях / Верблюды ломали ноги, гнулись под невыносимым. / Перевес багажа. / Балласт отправляли за борт. / Когда их настигали с неба, прятались / под кислыми животами дромадеров...

Прошлое застыло в янтаре: / Жизнь без искупления, без веры / Вдруг остановилась на заре / Позабытой мезозойской эры...