Поэзия

На ухабистых узких дорожках Разлеглась, никуда не спеша, Деревенька в полях и гармошках, Всей России печаль и душа!

А ночью, когда засыпала старуха, За то, что не помнила зла, Огромного неба большая краюха В ладонь ей тихонько легла.

Мышки с кошками играли, Кошек за уши трепали. Кошки добрые попались, Не дрались и не кусались.

А вы когда-нибудь любили, Совсем не ведая о том? А вы когда-нибудь ловили Полночный снег горячим ртом?

«Соединив свои ладони,/Я взгляд направил в небеса/И прошептал: «Не надо боле/Трепать России паруса…»

"Ещё тепло не разбрелось,/не взвизгнули колёса,/разбрызгивая вкривь и вкось на перекрёстках осень".

«Отчего-то стало весело вдруг./Отчего-то приумолкла печаль./День ли завтрашний желанен, как друг,/Со вчерашним ли расстаться не жаль...»

Многие стихи обрываются многоточием – произнесла своё и умолкла, а вы — как хотите. Стихи Веры прямо переполнены многоточиями. Исходя из классического определения значения этого знака препинания, можно сказать, что поэтическая речь её взволнованная, прерывистая, с недосказанностями. Так оно и есть.

Всё льёт и льёт вторые сутки,/ Людей и псов под крыши пряча./ На ветках в сизом промежутке/ Обвисли, скиснув, гнёзда грачьи.

Ермолай Епифанович — так его звать,/ Будет творить злодейства утром, вечером, ночью, днем./ В ногах его будут валяться все короли и знать…/ А простые люди проживут и при нем.

С 1961 по 1966 гг. Грейвз был профессором поэзии в Оксфорде, причем на эту должность не назначают, а выбирают члены факультета (в дальнейшем на эту должность был выбран У. Х. Оден), а в 1971 ему было присвоено звание почетного профессора колледжа Сент-Джонс Оксфордского университета. Почти полжизни Грейвз прожил на Мальорке, где и умер в 1985 году. Он похоронен на горе в деревушке Дейя возле святилища Белой Богини.

Так неуютно нынче жить,/ Что так и тянет отложить/ До неизведанного дня/ Жизнь, что не радует меня.

Что не так? А в жизни все не так./ И над Ледовитым океаном/ вниз трубой плывет буксир «Спартак» – / старенький, колеблемый туманом.

Максим Ненарокомов — поэт классической просодии. Что, с одной стороны, подразумевает опору на некий культурный фундамент, замешанный на понятиях языковой гармонии, с другой же — чревато постоянной проверкой такой гармонии на прочность, на способность без сбоев выдерживать трагический контекст.

Что-то движется в небе почти наугад. Птица к дереву льнёт, и фронт атмосферный. Звук летит мотыльково, но мир языкат – пращур слово отведал в люльке пещерной. Или брызнуло млеко, пригубил бог чей-то слог, не успевший вылиться в реку. Или «грека» приехал, поскольку мог небо втиснуть в щепоть и вцепиться крепко.