Поэзия

Заметало колючей печалью крыльцо,/ Одиноко, и как-то несмело/ Из-под снега глядели кресты. И лицо/ Леденело. И всё — леденело.

Помню твою фразу, печальней которой нет:/ «И было врагу народа 18 лет». —/ Так вот она, террористка из «Нового величия» —/ На плечах косички, в комнате пенье птичье.

Как выстрелы возгласы с корта,/ Отметки удач — неудач,/ И дали лиловые стерты,/ И воздух звенящий горяч.

Всё-то ты видишь, всё-то ты слышишь, Мардук./ Небо давно на засове, но хляби разверзлись:/ Память о наших прогулках стекает на землю/ В тысячи шёлковых бледно-мерцающих луж.

Как ты мог, как ты мог полюбить это?/ Это счастье за ломаный грош?/ Эта жизнь недостойна эпитета,/ Да и сам-то ты тоже хорош.

Что надобно, что хочешь, старче? —/ Заглянет чудо в мой карман./ — Чтоб мысль — ясней, а чувство — жарче,/ Чтоб жизнь была сильней и ярче,/ Чем фантастический роман

Когда мне минуло 17 лет,/ я поступил в Иняз, — чернявый шкет, —/ тут помер Сталин, папа всех народов,/ но иудейский он любил не весь,/ врачей-убийц надумал он изве́сть/ и умер в окружении уродов.

— Под нож гильотины, мадам дю-Барри!/ Былых наслаждений с собой не бери./ Ты злому Капету подругой была —/ Ответь же народу за эти дела!

и над гитарами ярились majos/ а фашистские сволочи расстреливали толпы/ а танцовщицы в шелковых туфлях/ — на каблуке высоком ―/ внизу ― на мостовой ― топтали мое сердце

Расслабься, погоди: тебе расскажут факты,/ всевидящий Большой окажет помощь Брат./ Не плюйся, не кричи и не ругайся — “Fuck you!”,/ всей сутью принимай молчание ягнят.

Увы, Г-сподь мозгами обделил,/ Но толстый палец я держу на пульсе./ Я торможу движение светил,/ И улыбаюсь, будто я не в курсе.

Я с удивлением обнаружил, что, при всём несходстве двух языков, текст на иврите после некоторых ухищрений обычно удаётся превратить в эквиритмический русский текст, сохраняющий смысл и образы. Важнейшую роль в этом играет удивительная гибкость, пластичность родного мне русского языка.

Цикл стихотворений

Впору рвануть в камины Каменным графитом Сырым нутром Скрошены цели, цепи, морские липы У меня есть своя, – говорит эпоха – Ложка

Всего-то ночь и мотылька полёт, но тень его – трепещущая сила. Ужасна тень, а мотылёк красивый, он словно Богу ужин подаёт. Безмолвный гость, но звук его пыльцы, слетел на пыль оконную до срока глубоким эхом, словом или слогом, напомнив мне усиленное «рцы».