Поэзия

тощая костлявая красавица / с чуть рыбьим лицом – намек на прабабушку-русалку, / прозрачные голубые глаза. / тот случай, когда красота на грани провала, / обаятельного уродства, и в этом вся прелесть женщины – / дикий виноградник на краю пропасти, / корни, пробив грунт, торчат в воздухе, как ястребиные лапы, / и хочется сорвать эти ягоды / между небом и обрывом...

«...его ноги кривы, как шея... нет, как душа!.. / ...поглядите сзади: как будто пятка с задом сошлась... / ...от дыханья его асфоделии вянут и мрут... / ...провести с ним ночь? Он гетере смраден, как труп!»

Наталь, Наталь, как без тебя тоска! / Какие все вокруг ферты и идиоты, / Циклеванные под свои заботы... / Ну, не с котом же под балдою ботать, / Какого цвета нынче облака?

От Божьих знаков, право, не уйти. / Не я тут первый. Не последний тоже. / В бессмертье я гляжу - сомненье гложет: / один, среди предчувствий на пути… / Так что ж, мурашка, хочешь обрести? / Ползя в грязи, в нирване скрыться сможешь? / Не лучше ль уповать, что Бог поможет, / молиться, чтобы света луч найти?..

When we finally reach the deep, undercurrent kingdom / Look into my eyes without words, objections or why’s; / Look the way you had eyed me that lonely evening / When we just met each other, my baby Noah.

Здесь, на земле, где добро опорочено,/ Где полновластны лишь сила и гнет,/ Я повторяю: не все еще кончено…/ Время придет, — повторяю… Придет…

Гипотеза до воплощенья в числа/ Всегда проста, герой мой легендарный:/ Песчинки времени — отнюдь не капли/ И твёрдым грунтом я тебя снабдил./ Концы с концами сходятся, не так ли?/ Лети, лети над временем, Ахилл!

Государь император Николай Павлович, как принято было его называть,/ прекрасно знал, кто его отец, а тем паче — кто его мать./ Но уже с бабушек-дедушек начинаются бред и мрак,/ И любой, кто вспомнит об этом, несомненно — враг.

Дома, где я жила, все умерли давно,/ их призраки во сне слабее писка…/ Но там, где нам дано души двойное дно -/ теперь они свою нашли прописку.

когда умрешь — расслабься, как я учил./ отпусти этот мир, как шар -/ сладостный, медленный антикошмар./ как воздушного змея,/ который тебя укусил.

Кострами так запугана Севилья!/ Великий инквизитор Торквемада/ Над городом свои расправил крылья,/ Ему костры — утеха и услада.

Замечал нередко я, старея,/ Сколько лет стихами их ни грейся, -/ Многие поэты из евреев/ Сторонились своего еврейства.

Нева. И флейта за углом… Я первый снег вминаю/ В грязь придорожной колеи. Я снова — глух и нем./ Семнадцать лет — почти что век… И не припоминаю,/ С чего всё это началось… Но кончилось — зачем?

В перспективу сырого стекла/ устремляется горстка теней —/ это жизнь узелок рассекла,/ это жизнь — что мы знаем о ней?

Нет никаких чужих времён./ И будний день, и выходные/ Необходимы, как родные,/ И каждый небом окаймлён.