Поэзия

Больше изучайте творчество не только великих мира сего, но и молодых авторов. Я к себе тоже всю жизнь отношусь как к студенту.

Заснуть на коленях у ветра, укрывшись дождём… Шагнуть по песчаной косе к предзакатному свету. Давай не стареть так поспешно. Давай подождём На сизом причале, как ждут от любимых ответа. Как хрупко молчанье несущего сеть рыбака… Как бережны плечи влюблённых, одежду роняя… Отсюда не видно – какие нас ждут облака И встречи какие нас ждут – за оградами рая.

мой город, который я вижу во сне, всё чаще горчит вавилоном. и площадь, как море, как сердце в огне, венчает игру миллиона. он полисом был, он встречал корабли в своём златотканом убранстве. и шли от пределов известной земли матросы в браваде и пьянстве.

И ночь стояла ангелом в плаще, И фонари гуляли по бульвару, И уплывали по ночной реке, Как те любовники – рука в руке – Плывут, навеки связаны попарно, И обнажённо светятся в дожде.

Я лежу, но выйти бы во двор – старый виноград подвергли казни. Человек всегда другому вор, друг, товарищ, шулер и проказник. Надо мною – чистый звёздный атлас, в ковш, наверно, намело немало снега… Туча на востоке чешет патлы, но сияет ласковая Вега.

Мама ходит по кромке земли и неба. Там гроза собирается, тучи лежат тюфяками. Люди спят на них. Лица бабки её и деда, Словно вмятины в тёмной небесной ткани.

Я понял и прозрел, и слепну от прозренья – его горячих стрел, его холодных пут. Оптический прицел меняет угол зренья: кто великаном стал, был прежде лилипут.

Я хочу возвратиться в каникулы среднего детства, в бесконечные дни убывающего календаря, раздеваться на ощупь (любили ложиться рано) и просить хоть каплю у сжавшего губы крана, и учиться тоске по дому, и спать чудесно, просыпаться поздно от звона ножей и ложек…

Не измыслив ни словца – Поискать слова живые; И растащат домовые Все писания творца, И со дна вечерней тьмы, Где сам чёрт зарыл монеты, То ли выплывут сонеты, То ли жаркие псалмы.

Что касается звёздного неба над нами – так ему фиолетовы наши законы на отшибе галактики. Тьма ледяная ржавой медью бликует сквозь летние кроны, растекается время, и слово не значит ничего, кроме графики вольно-волнистой, и придётся учиться тебе, не иначе, если уж не смирению – то компромиссу.

Города перехвачены лентой шерстяного короткого кашля. Я иду и до жара в коленках мне не страшно, не страшно, не страшно.

Если ты пишешь – сиди пиши. Ешь потихоньку из стылой плошки. Кто оглашённый в твоей глуши, если лицо твоё не с обложки? Если любить тебя – ни за что. Если звезда не в твоей орбите. Всё у корявых коряво – то даже, что тоньше нервозной нити…

Нет на Земле морей, озёр и рек, В которых так тонул бы человек, Как в памяти далёкой и глубокой: Ни зыбкий ливень, ни лохматый снег Не полнят этой бездны одинокой...

Словно памятные святцы, Строки теплятся в груди. Уходить, чтобы остаться. Возвращаться, чтоб уйти. И не праздные прогулки, Не морока, не тщета…. Но в знакомом переулке Внове всё, как и всегда.

В переводах Игоря Лосинского