Поэзия

Нужна решимость! Дело в ней!/ Дерзнув — растопчем подлый фатум;/ И мир усвоит, что еврей/ Не раб, не жертва — триумфатор!

Какое дело мне до той войны/ уже давно далекой мне страны?/ Мне голоса моих погибших не слышны./ Но кто-то вдруг махнет из тишины,/ которая сквозит с той стороны.

Наш путь земной — набор простейших слов,/ мы от рожденья в их всесильной власти:/ еда, питьё, рассвет, любовь,/ надежда, правда, счастье.

Похоть иссякла./ Давно безопасны соблазны./ И все же душа молода,/ и над нею не властвует время,/ Дряхлая плоть для нее —/ надоевшее бремя.

Я, как посадочная площадка,/ рукоположен и рукоприбит./ И надо мною кружится несладко/ может, АН-2, может, — Главлит...

Вот так и жить — до самого конца,/ гримасу смеха и гримасу плача/ стирая с губ, лицо в колени пряча,/ и выпрямляясь — вовсе без лица.

«Мне кажется, что бабочки не умирают, / они летают между разными мирами, / и если кто-то хочет весточку послать оттуда, / то прилетает это маленькое чудо, / ведь не случайно над могилами родных / витают бабочки как весточки от них…» 4. Николай Родионов. Над тихой водой. «Никогда не достичь нам границ мирозданья, / Никогда не понять смысл того, что в нём есть. / Божий дар, или всё же Его наказанье / Это всё, или так — всякой всячины смесь? / Всякой всячины мы нахлебались с избытком, / Ею плотно набив, под завязку мозги. / Ну и что? сколько было открыто, забыто? — / Даже в прошлое смотришь — не видно ни зги…»

«Никогда не достичь нам границ мирозданья, / Никогда не понять смысл того, что в нём есть. / Божий дар, или всё же Его наказанье / Это всё, или так — всякой всячины смесь? / Всякой всячины мы нахлебались с избытком, / Ею плотно набив, под завязку мозги. / Ну и что? сколько было открыто, забыто? — / Даже в прошлое смотришь — не видно ни зги…»

«Белоствольные наши красавицы / И без зелени хороши. / Вы верхушками неба касаетесь, / Достаёте до самой души. / Небо синее, тонкие веточки — / Вот таким было мамино платье. / Это словно от мамочки весточки / И родные её объятья…»

«Ветла грустила о былом, / дремала тёмная вода, / метнулась чайка и крылом / разбила зеркало пруда. / Затеял рой стрекоз игру, / и ласточка грозу звала, / и ты шептала — не к добру, / к печали бьются зеркала…»

«Прилетел он к нам, скорый на встречу, / Тучей белых назойливых мух, / Появился внезапно, под вечер, / Закружился, как тополя пух. / У берёзонек выбелил кудри, / Пышным кружевом лёг на траве. / И, багрянец кленовый припудрив, / Весь растаял, лишь выплыл рассвет…»

«Пишу заметки на полях войны, / Обрывки дневников и хроник. / Здесь у обрыва обнажились корни, — / Вот так и мы / Цепляемся за пядь родной земли, / В которой нас однажды похоронят. / Пока мы живы. Молоды. Пьяны. / Надеемся и держим оборону…»

«Если говорить о русской поэзии, то на внешнем плане, надо полагать, в ближайшем будущем будет наиболее заметной (и востребованной) социальная проблематика. Все-таки социальное расслоение произошло в нашей стране в период реставрации капитализма чересчур быстро по историческим меркам — и еще не отображено как следует поэтически. На подходе — некий поэт-трибун, сотрясающий сердца всех бедных людей моей страны…»

«Давно уже не пишу стихов, но по-доброму завидую поэтам. Они в двух-трех строфах могут сказать то, на что прозаику понадобятся многие, порой изнурительные для него страницы. “О чем, прозаик, ты хлопочешь? Давай мне мысль какую хочешь…” Не случайно эти строки Пушкина стали почти пословицей…»

«Желаю читателям журнала “Парус”, чтобы художественное слово утешало, радовало, поднимало настроение и помогало жить…»