Поэзия

День добрый. Я актёр. Меня учили./ Пять долгих безвозвратных лет./ И по какой-то мне неведомой причине,/ Мне театра в этом мире нет.

Историям головоломным/ Пора бы сменить колею, —/ Ошибочно кража со взломом/ Не вторгнется в рощу мою.

сцена пуста, как вишнёвый сад у сотворенья синдром колеса не узнающий свою бесконечность медленно жест уплывает во тьме тело вопроса летит на ответ в лампу волшебного света, где свечи сын человечий во имя отца сына и неба звезды человечьей

От дома остаётся силуэт, родителям на фото много лет, по нам двоим скамья скучает в сквере. Там, тратя всё, накопленное впрок, гуляет под дождём промокший бог, в которого по-прежнему не верю. Темно… В окне маячат фонари, вот зеркало… Так хоть и не смотри. Порадовав себя горячим чаем, на пальцы обожженные подуй, благословляя эту темноту, в которой мы по юности скучаем.

Любовная лодка разбилась о быт, Ничто не забыто, никто не забыт. Любовная лодка разбилась об лёд, И больше в деревне никто не живёт.

Моргнуть не успеваешь – снова осень. Невидимую ниточку прядя, Крадётся паучишка-сенокосец Плести узор раскосого дождя По окоёму окаянной рамы. Зачем мне слёзы на лице окна? Но паучок старается упрямо, И дождь ни обогнуть, ни обогнать.

Затем ли глядящие в оба из горних, блистательных сфер спускают на землю хворобы, чтоб ты посмотрела наверх. Ни корма не нужно, ни зрелища, но будь милосерден сейчас ко всем, ни о чём не жалеющим, и к прочим, жалеющим нас.

Обычный Бог лежит в 6-й палате И пялится в постылый потолок, Вздыхает и томится на закате Уставший от себя – обычный Бог.

Вот так и проплыву тебя во сне, как вздох над нет, как статую на дне, как вытертую в табеле отметку. Звенит крылом комарик-звездочёт, густая кровь сквозь сумерки течёт и капает с небес на табуретку.

В слоях атмосферы достаточно плотных находится место для птиц перелётных, которые, может быть, вновь изберут над ними проложенный кем-то маршрут...

Вернувшись с моря, где причалы Запомнил с самого начала, Где ночью с горя корабли К душе и к сердцу подошли, Отхлынув кровью от висков, Подобны стае мотыльков, Ловлю я вновь листвы качанье, Ладони взмах, очей молчанье, Наклон девичьей головы И колебание молвы.

Годами, веками, то горше, то глуше, то гулкой водой, заливающей уши, вглубь – в омут, в себя, в океан, в мир иной – бегу от себя, наполняясь собой.

Где святы голуби и дети, Язык тех мест мне был знаком. Орешника тугие плети, Цвели зелёным молоком. А рядом – зонтичные сныти Прохлады отдавали суть, Благотворили цепь событий И отворяли новый путь.

я свой химический состав гормоны и нужда я перестану перестань я видишь яма для креста как тело для стыда

У месяцев – мужские имена. А между тем ведь трём четвертым года – будь осень то, зима или весна – суть женская назначена природой и русским языком. И лишь одно иначе лето определено. Оно – «оно». И в нём двойное дно: мужское в нём и женское начало. Оно пьянит, как терпкое вино, – заметим здесь, что и вино – «оно», и море – тоже: в нём песок и скалы, волна и берег, лодки и причалы…