Поэзия

"Но пела дева не в хоре церковном / своим знакомым и незнакомым, / и было это далеко от дома /– Большой Садовой иль Павелецкой. / И позабылся чужой Манхэттен, / что холодно в мире февральском этом..."

"Присоседюсь к бомжам, на траве квартирующим в парке, / Восходящее солнце лицо по-щенячьи оближет. / Забудусь на время, презрев холостую запарку, / Чем дольше глядишь на небо, тем Б-г тебе ближе."

"Краснощекий, полно тебе бюльбю-/ левые разводить трели. Дети! / Сдох тот викинг из Хедебю, / не придет ни княжить ни володети..." / "Что ты мелешь? Пейота нажрался, Кощей? / Призываешь и'беру сдаться, пария? / Я не сделаюсь – хоть убей! – / содержимым их Колумбария."

"Устал я заговаривать с людьми / О том, о сём, а больше скуки ради: / Мол, эти белки - хоть с руки корми, / Такая прелесть... Нынче при параде? / На Патрика Святого, я слыхал, / Всего за доллар пиво бочковое... / Понравился ль невесте Тадж-Махал? / Прикладывал ли дядюшка алоэ?.."

"Как механик ни старается / до последнего момента, / время жизни обрывается, / как плохая кинолента. / Только не впадаем в панику, / не кидаемся в загул, / а идем к киномеханику, / чтобы денежки вернул!"

"Сидели как-то в парке вечерком / Под иностранным кипарисом: / Молчун Иосиф с золотым значком, / Серега, здоровяк с початым пузырьком, / И хрупкая, как лепесток, Лариса..."

"И если приключится вдруг, / Что суну пальцы в клей, / И вместо брюк надев сюртук, / Стою, как дуралей, / А утром встал не с той ноги, / И мука душу жмёт..."

...Одной из последних трудностей был перевод выражения «светило всмятку». Я предпочел вариант “melting sunlight” варианту “soft-boiled sun”. Последнее, хоть и более точное выражение, относится скорее к кухонно-кулинарному искусству, нежели к лирическому настрою стихотворения...

"На стенах – вельможи важные / В позолоте и в пыли. / Приподняв ресницы влажные, / Грустно смотрит Натали. / Грёзы в сумраке оплаканном / Синим пламенем горят, / И беззвучно слезы капают / На изысканный наряд."

«Белый голубь взвился над собором, / Вырвавшись стремительно из пут. / И вослед ему прощальным хором / Дети Благовещенье поют. / В светлый край, в лазурные чертоги / Улетай, родимый, поскорей, / Где Царица неба молит Бога / За своих балованных детей…»

«Я уйду, и тропа зарастёт сон-травой, / И забудется всё. Только мне бы хотелось, / Чтобы солнце вставало над мирной землёй, / Чтоб весной соловьям в светлой радости пелось. / Чтоб струилась река, чтобы вишни цвели, / Чтобы летней порой поле щедрое зрело, / Чтобы песня плыла над простором земли, / Чтоб в ней русское слово с другими звенело…»

«Ночь, словно дочь саванны, / кожей чернея голой, / щиплет с гусей тумана / перья в пустой просёлок. / Мальчик идёт просёлком / в каплях морозной ртути; / словно глазищи волка, / в ивах глазищи Жути..,»

«Сколь ни тошна нам смерть с ее скорбями, / Ее не предпочтем ли мы бессмертью? / Не лучше ль быть тут вечными гостями / И дань платить земному круговертью? / Коль перестанем Землю покидать мы, / То вечными предстанем перед Богом. / Но где мудрец, который скажет твердо, / Что станем мы честней и благородней?..»

И ветер сбросит со стола Буханку хлеба и бутылку молока. Был душный летний вечер. Ты пришла, Укутав плечи крыльями платка. Сказала: будет дождь. Твоя рука Белела в сумерках, и молоко белело, И стало ясно, как непрочно тело, И что любовь моя, как смерть, крепка. Прохладой веяло от ясного чела, Покоем веяло от тихих рук и речи. И стало ясно, что такое вечность, И что у вечности два шерстяных крыла.