Поэзия

«На века, господа, на века / Станет доблесть сверкающим бликом, / И с последним ударом клинка, / И с прощальным надорванным криком / Ваши души взлетят в облака, / Растворятся в просторе великом…»

«За вагонным окном всё мелькают березы, / Словно силятся поезд догнать. / Но лишь нежный и горький дымок тепловоза / Остается стволы обнимать. / Так составы судеб громыхают сквозь годы, / Остановок не будет в пути. / Говорят, ностальгия выходит из моды... / Хорошо бы вот здесь и сойти…»

«Где ты, мой скит под березами? / В тихом мерцанье свечей / Стены, омытые грозами, / Плачут о жизни моей. / Речка в траве безымянная, / Нудная песнь комарья... / Келья моя деревянная, / Ждешь ли с тревогой меня?..»

Два холма-массива Иерусалима/ арочный, гигантский свяжет виадук./ Не уверен, что необходимо, / но красиво — замирает дух.

Кутить, геройствовать. Бывать за океаном,/ Есть устриц и рокфор, пить скотч и Абсолют./ Общаться запросто с изгнанником — титаном/ Поэзии. Нигде не ждать когда нальют.

…Холодный день. Открытое окно./ Решётка та же — старая, литая./ В такие дни с тобой я заодно,/ Душа моя… Очнемся, полетаем!

Так зябко, зыбко всё. А уж под вечер,/ когда полоска алая блеснёт,/ меня от беспокойства не излечит/ и самый сладкий, самый пьяный мёд.

Вернуться в прошлое, и нас,/ Уже почти тридцатилетних,/ Увидеть, вспомнить имена — / От самых первых до последних.

лягушонок — прыг-прыг — через порог / пробирается в дом/ мне больше не с кем поделиться восторгом/ потому что ты/ посвятил себя мёртвым

Барух из поэмы теряет в погроме жену, собственной рукой убивает дочерей, чтобы они не достались разнузданной толпе, но у него нет сил покончить с собой. Проявив слабость, он позволяет окрестить себя под страхом смерти, но не успокаивается, пока не находит способ отомстить.

Напрасно хорохоритесь. Над Злом/ Суд не закончен. В каждом доме, в каждой/ Семье, по всей стране, на всей планете/ И в каждом сердце, что в груди стучится/ У Homo Sapiens — свой Нюрнберг вас ждет.

Я с Богом говорю не потому,/ что слыть хочу решительным и резким,/ а просто мне уже делиться не с кем,/ и я тихонько жалуюсь Ему.

«Зачем он снится, если нет причины / Стареть и плакать, верить и страдать, / Чтоб с самого рожденья до кончины / Всё-всё, как есть, бессоннице предать?»

«Собрав озер окрестных звоны / В темнеющую чистоту, / Слепой покой взошёл на склоны / Туманных скал. Ночная ртуть, / Мерцая мелкими огнями, / Как пробуждение меж снами, / Катилась в клюквенную тьму…»