Поэзия

«Что остается? Чем себя утешу? / Пустой мечтой? Стихом о горькой доле? / Запрусь в каморке, окна занавешу. / Здесь тайный мир, где ты лишь на престоле…»

Сухость, терпкая мягкость,/ прозрачность и ясность./ Чем спокойнее время, тем больше опасность,/ Что лавина захватит живущих врасплох,/ Ибо им, замечающим всякую частность,/ Не понять тектонических сдвигов эпох.

Cкажет: «Что-то не пойму – где тут моя улица,/ где тут шарфик голубой, облачная конница,/ журавли и корабли, оттепели звонница?»./ Чей-то голос крикнет: «Пли!» – / и всё ему откроется.

Борис Пастернак, не совершивший своей алии в марте 1991-го, с меньшим основанием мог — и воспользовался этой возможностью! — приписать сочиненные им, но ему не присущие стихи какому-то Юрию Живаго, обложив нежным их и громоздким романом.

На красном транспаранте/ Из золота слова/ Навязывались раньше,/ Как нынче - купола.

«Да, Бог Един, — кричит еврейский атеист, — и мы в него не верим!»

Не было, что ли? Было!/ Было - ещё и как!/ Так было, что - вот оно, рядом./ И не думало уходить.

Под жужжанье и смех говорливых сестёр Она строит послушно уютные соты, А закат, как ребёнок, разводит костёр, А закат, как отец, возвратился с работы. И краснеет, и гладит её по щеке, И следы его жаркие в облаке тают, А она всё твердит о прохладном цветке, О котором никто никогда не узнает.

Ты сидишь, как икона, в углу - отрешённо и прямо. И суровую нитку в иглу сквозь ушко продеваешь упрямо. Может, что и сошьётся. А нет – побредём подобру-поздорову. Долгожданный, провидческий снег уничтожил дорогу.