Культура

Оба художника и Генри Мур, и Вадим Сидур принадлежали веку, олицетворяли век. Один ощущал его изломы, пропускал их через себя, и выражал искаженное бытие формой своего творчества. Он хотел понять душу природы и хоть как-то облагородить человека в общении с ней. Другой обличал, протестовал, требовал, заклинал человечество опомниться и понимал и переживал тщету своих усилий.

Мой папа был концертмейстером и солистом того оркестра, который играл на банкетах у Сталина. В конце вечера ему, как солисту оркестра, было предписано небольшое сольное выступление. Обычно отец играл один или два виртуозных «Каприза» Паганини, и пару «лирических» пьес Фрица Крейслера: «Муки любви», «Радость любви», «Венский марш», или что-нибудь Чайковского.

Губанов был чрезвычайно, болезненно восприимчив. И нередко чью-нибудь мысль, или фразу, или удачную, позабористей, поострее, с парадоксами, с юморком, непременно солёным, тираду, или шутку, порой грубоватую, он, сразу же переосмыслив и твёрдо усвоив её, простодушно считал своей собственной, принадлежащей, надолго, лучше бы навсегда, отныне только ему.

По мне не беда, что мой повар сквернослов, знал бы он свое дело. Впрочем, я не собираюсь указывать другим, как нужно им поступать (для этого найдется много охотников), я говорю только о том, как поступаю я сам. За столом я предпочитаю занимательного собеседника благонравному; в постели красоту — доброте; для серьезных бесед — людей основательных, но свободных от педантизма. И то же во всем остальном.

Обычно перед концертом Паганини долго отдыхал, лежа на постели в темноте. Потом поспешно одевался в черный фрак, закалывая белый шарф бриллиантовой булавкой, очень немного ел и отправлялся на концерт. Придя в уборную, спрашивал: «Много ли народу?» — и получив утвердительный ответ, восклицал: «Хорошо, хорошо! Есть еще славные люди!»

Вступительная статья

"В «Лагерных рисунках» важен масштаб. С высоты птичьего полета виден извечный пустынный пейзаж с заброшенными сооружениями, жизнь крошечных человечков, заселивших его, и третья сила – демоны и Смерть. Белый цвет бумаги – волшебное пространство, где разворачивается повествование. Он символичен – это и реальный снег, холодный и безжизненный, и абстрактное пространство – безграничность, Ничто, несущее успокоение и забвение."

Интересно, что если в ашкеназских общинах больше стремились всячески напугать и обратить в бегство демонов, то в сефардских и восточных общинах старались не столько изгнать, сколько задобрить их и даже подружиться с ними. Например, избегали выливать на землю перед домом горячую воду, чтобы не обжечь живущего под порогом духа.

У других народов эмоциональное напряжение снимается с помощью вульгарных, нецензурных выражений. Евреи же Восточной Европы облегчали душу не матерной бранью, а злыми пожеланиями, весьма живописными и зачастую юмористическими. Евреи понимали, что ни у добрых, ни у злых пожеланий нет магической силы.

Когда тема перестает быть закрытой, она теряет свою злободневность. С распадом Советского Союза в 1991 г. советология, как наука, умерла. Более того, даже в Израиле один за другим начали закрываться журналы, посвященные жизни евреев в России, СССР и Восточной Европе. Эта же тенденция проявила себя и в других странах мира.

Очарование аурой московской жизни привело к тому, что я пропустил момент, в который страна, в которой жил, духовно умерла. И заявление на эмиграцию в Израиль подал не в 1971 году, когда уже стало возможно, а только в 1979-м.

Оскар Строк с успехом записал серию пластинок на виднейших европейских студиях. Его называют «королём танго». Он возвращается домой, в Ригу, столицу независимой Латвии. И — открывает ресторан. Отличная еда, вышколенные официанты, вечером варьете, а на сцене оркестр и он сам, Оскар, за роялем. И всё это — в самом центре города.

В 2003 М. Бялик, выйдя на пенсию, переехал с семьей в Германию и выбрал для постоянного жительства вольный ганзейский город Гамбург. Он бывал здесь и раньше, навещая старшего приятеля, барона Ганса Юргена фон Вебера, праправнука великого композитора и основателя, а позднее почетного президента Международного Веберовского общества.

[Польское] правительство приняло закон, по которому будут наказываться те, кто пользуются фразой «Лагеря смерти в Польше»… Историк Принстонского университета Ян Томаш Гросс, который писал… что поляки во время Второй мировой войны убили больше евреев, чем немцев, — был допрошен [польским государственным] прокурором по обвинению в «оскорблении нации».

Суть парадокса в том, что Ковнер, как и Спиноза, Уриэль да Коста, как все великие бунтари и пророки, изменившие ход мировой истории, начиная с Моисея, Иешуа, Савла из Тирсы, все они вышли из мира Талмуда, из того веками настаиваемого раствора, который сцементировал нацию, идею иудейства и, с другой стороны, который формировал и порождал — выталкивал из себя, выдавливал необходимых не только еврейству, но человечеству личностей.