Культура

Важно понять, что это идеалы не «рефлексивного плана», но «плана действия». Огрубляя, можно сказать, что эти идеалы М соответствуют жизненным установкам Пьера Безухова 1812 года, решившего, в конце концов, совершить теракт против Бонапарта (Антихриста), или установкам холодного «разума действия» Андрея Болконского, готового пожертвовать жизнью ради долга.

«Эдикт о веротерпимости» (313 г) Константина (Великого) распространялся и на еврейскую общину Кёльна, впервые документально упомянутую в 321 г. Нет сведений о каких-либо притеснениях общины вскоре занявшими Колонию Агриппины франками и ненадолго оказавшимися на Рейне гуннами, от которых по легенде спасло жителей города покровительство святой Урсулы.

Особенно не понравилось партбоссам, что герои фильма рассказывали с экрана о дьявольских допросах и пытках в НКВД, об организации колхоза с помощью 12 вооруженных милиционеров, о тяжком труде сельских женщин, плохой системе образования, дискриминации и репрессиях в отношении «киргизских» немцев и чехов…

Не раз приходилось видеть, что самые шумные, самые крикливые русские патриоты — люди с не с русской родословной. Инородцы. Любопытный парадокс, не правда ли?

Заканчивается «эпопея» с «Бабьим Яром» чуть комично. К Евгению домой пришли два высоких широкоплечих парня. Смущаясь, объяснили: «Товарищ Евтушенко, узнав, что Вам угрожают за Ваш «Бабий Яр», общее собрание нашего института поручило нам охранять Вас». Как оказалось, парни эти не были знатоками поэзии, в чем честно признались, но… один был чемпион по боксу, другой — в национальной сборной по вольной борьбе…

Павел Сергеевич говорил: «Мне повезло в моей жизни: на всем ее протяжении я был окружен достойными, благородными людьми, по отношению к которым я испытывал чувства любви и благодарности. Я могу припомнить только трех людей, которых я откровенно не любил».

Так кто же такой писатель? Шарлатан или демиург, проповедник добра или богомерзкий дух растления, а, может быть, просто отживший свое и потому лишний «винтик» в обществе торжествующего «свободного рынка»?

Открытки и письма написаны наспех, зачастую в кафе и ресторанах, между двумя чашками кофе или чем покрепче. Но этим они и дороги. Они рисуют и передают характеры людей. Разве этого мало? Читайте и наслаждайтесь…

Получилось так, что симфония пробыла под спудом почти полтора века. И вдруг, освободившись от гнёта и пыли, восстала как птица Феникс, ворвалась в репертуар лучших советских оркестров. Появились исполнители и пресса, появилась и легенда об официальном авторе.

Разве мог он представить в те адовы дни, что пройдут годы — и как раз на месте сожжённого гитлеровцами родительского дома и других соседских домов построят здание Белорусского художественного музея, и будут там его картины…

В плагиат Дегена всем, знающим героическую биографию этого великого, смелого, мужественного, талантливого и абсолютно честного человека, поверить невозможно. Невероятно, чтобы израненный 20-летний лейтенант Ион Деген читал в 1945 году на посвященном ему вечере в Доме литераторов не свое, а присвоенное им чужое стихотворение.

Вместе с Натальей Горбаневской, Анатолием Якобсоном и другими талантливыми молодыми людьми, Михаил Ландман посещал семинар художественного перевода, которым руководили Мария Петровых и Давид Самойлов…

«…Но на мель выкинуло не безусого матроса, а боцмана с бывалым прищуром. Я встал, отряхнулся, проводил взглядом суденышко, на всех парах несущееся к водопаду, плюнул в сторону капитана и сонма дьяволиц — и оглядел окрестности. Та-ак, что мы имеем? Твердую землю под ногами? — уже хорошо. Заводь, полную прелестных белых кувшинок? — на досуге рассмотрим каждую кувшинку в отдельности. Полузанесенную песком и илом толпу слепых и юродивых? — я наделаю из них гребцов для своего будущего корабля…»

«Между прочим, многие, и не только поэты, относятся к Елабуге с неким предубеждением именно по причине гибели там Марины Цветаевой. И я в этом смысле вовсе не феномен. Как не феномен, а закономерность, что после первого же визита в Елабугу относившиеся к ней с предубеждением непременно влюбляются в этот город…»

«Известно, что с древних времен существовали духовные практики, необходимые для достойного прохождения неофитом выбранного пути. Находясь под неусыпным присмотром мудрого наставника, ученики повышали свой духовный уровень. Подобные испытания длились годами, являясь лакмусовой бумагой, проявляющей скрытые, недостойные желания и чувствования учеников. Высшим авторитетом для Скрябина был лишь он сам. Поэтому Александр Николаевич возложил на себя полномочия, которые ему не предназначались. В результате композитор испытал горькую судьбу многих самозванцев и самоназначенцев…»