Культура

В нашей семье «еврейская сущность» не замалчивалась. И когда в 1941 году мы, спасаясь от фашистов, уехали из Украины и, в конце концов, добрались до Барнаула (Сибирь), то первым же вопросом, которым меня встретили, когда я вышла во двор, где играли дети, был: «А ты жидовка?» Мне было шесть лет, но я поняла, что в самом вопросе было что-то нехорошее…

Вывод, к которому подводил слушателей Кестнер, совпадал с рекомендациями профессора Йессена и гофрата Беренса: «Занятие математикой во многом способствуют тому, чтобы усмирять страстные душевные порывы, так как ею можно успешно заниматься только в состоянии душевного спокойствия... Я всегда полагал, что то чистое наслаждение, которое вызывает научная работа, во многом способствует тому, чтобы ограничивать чувственную страсть и очищать душу от пороков... Тем, кто занят своими исследованиями, просто не остается времени, чтобы предаваться разным порокам»[11].

Случайно ли, что наши герои – эйнштейнианцы, релятивисты в гуманитарной сфере и художественном творчестве – вступали в идеологические конфликты с властью, репрессировались и даже погибали: о. П. Флоренский расстрелян в 1937 г.; А.Ф. Лосев был арестован в 1930г. (освобождён в1933 г.), в 1930–1940-е гг. был лишён возможности печататься; В.В. Хлебникова травили как идеалиста и мистика; Е.И. Замятин арестовывался и вынужден был в конце концов эмигрировать в 1931 г.; А.П. Платонов после 1929–1930 гг. стал фактически запрещённым писателем, его великие романы «Чевенгур» и «Котлован» были напечатаны в СССР только после перестройки. Забегая вперёд, заметим, что О.Э. Мандельштам и А.В. Введенский, о которых пойдёт речь ниже, также погибли в сталинских лагерях (первый в 1938 г., второй – в 1941 г.).

В.Д.: Николай Сергеевич Бахвалов мне читал лекции по вычислительной математике, когда я был ещё студентом. Потом я слушал его лекции молодым ассистентом, когда сам уже читал курс методов вычислений на Инженерном потоке Мехмата МГУ (до сих пор на Мехмате МГУ существует такая форма получения инженерами дополнительногоматематического образования) и был направлен на ФПК (раз в пять лет члены факультетских кафедр, освобождаясь от педагогической нагрузки, направлялись на так называемый Факультет повышения квалификации – по существу, в семестровый «творческий отпуск» для «поднятия» своего научно-педагогического уровня). Он ко мне всегда доброжелательно относился. И я вспоминаю его с теплотой.

Что же касается репрессий, то, как написал Высоцкий, «... нас хотя расстрелы не косили,...» («Я никогда не верил в миражи...»), — но выставки Шемякина арестовывались и работы конфисковывались. А инициатором преследования зачастую являлись не правоохранительные органы, а Союз художников СССР. И «прелести» карательной психиатрии художнику довелось испытать на себе в виде принудительного лечения в городской психиатрической больнице №3 им. Скворцова-Степанова. Надо учесть также его религиозный опыт: работал над поисками новых форм в иконописи, «послушничал» в Псково-Печерском монастыре. Следовательно, Шемякину хорошо известен язык библейской притчи, когда за бытовой историей скрывается куда более глубокий смысл. Да и приёмы символизма и аллегории органически свойственны многим его работам, что вполне оправдывает попытки найти черную кошку даже в тёмной комнате, исходя из ощущения, что она там есть. Как сталинские репрессии и война отразились в творчестве и повлияли на мировоззрение Высоцкого хорошо известно: вспомним напр. «Баньку по-белому», «Штрафные батальоны», да и весь цикл военных песен.

Что за Гренада? Почему «моя»? Кто и на какую музыку мог распевать подобное в украинской степи, простреливаемой кочующими бандами? Умирать, пытаясь выговорить это слово?.. Чистый фантазм! Но ведь зацепил чем-то Маяковского. Может быть, он, «самый магический, лозунговый поэт той эпохи»[4], умевший «вложить всю страсть души и заклинательно-магическую силу» в свои стихи-лозунги, почувствовал в светловском стихотворении нечто родное – мощную магию слов?

В 1922-ом году юный Саша Перельман, который к тому времени окончил среднюю школу в Ташкенте, отправился в далёкий Петроград навстречу своей судьбе. Там он стал студентом так называемого "Института живого слова" (ИЖС). Своеобразное, по крайней мере по названию, высшее учебное заведение. Таких названий по-моему не было в истории. Торжественное открытие института состоялось в ноябре 1918-го. Энтузиазм деятелей культуры, принявших революцию, в ту пору буквально бил фонтанoм. Удивительно, что в стране, где царили мрак и мерзость запустения, где творился произвол и подавлялась свободная мысль, голодные питерские профессора с восторженным настроем решили создать большое учебное и научное учреждение, пусть с не очень ясными задачами и целями, с несколько аморфной структурой, но с явно благородной, просветительской направленностью.

И тут они подруливают!.. Нет, не девочки - морпехи с соседней бригады. Они только что с боевых, час назад с перевала слезли. Злые, грязные, заросшие как абреки, дымом пропахшие... Прямо с автоматами, в разгрузках - и в сауну. Увидели нас и с порога: земляки, извиняйте, сегодня не ваша свадьба... Мы, само собой, забыковали - кому такой натюрморт понравится? Морпехов мы, конечно, уважали, бойцы ещё те, тут базара нет, но и мы не с дуба упали. У одного "заслуга" за ликвидацию колонны, у другого "отвага" за ночной бой. Да и у меня китель не пустой... Короче, закусились мы. Как говорится, слово за слово, кием по столу... Мы уже под парами, они то ли обкуренные, то ли просто от нашей упёртости осатаневшие... Ну и схлестнулись.

А в нем комната, похожая на больничную палату, в центре которой стоит кровать. Но почему Иоланта в холодной палате, и почему в ней присутствуют не милые подружки, а две суровые женщины-медсестры в униформе, напоминающие эсэсовок? Никакой нежности в обращении они не проявляют. Просто автоматически выполняют свои обязанности. Появляются деловито с шприцами… Это трансформированные Бригит (Катрин Выт) и Лаура (Кассандра Зое-Веласко). Как одиноко Иоланте-Нетребко под властью их бездушия… Даже хор “Вот тебе лютики, вот васильки” звучит холодно, отстраненно. Да и где он? За сценой? Иоланта-Нетребко поет свои соло, обволакивая глубиной и теплотой чудесного голоса, стоя в суровой рубахе, едва ли не смирительной…

Основной научный труд А.И. Юшкова - «Акты XIII – XVII веков, представленные в Разрядный Приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества» (ч. 1. 1257 - 1613 гг.) был выпущен Обществом истории и древностей российских в 1898 г. После смерти В.О.Ключевского Александр Иванович взял на себя труд по редактированию его книги «История сословий в России», которая вышла в 1912 году со вступительной статьей А.И.Юшкова.

Чернила – предтеча Слова. Вот расчисленная последовательность из Зубаревой, постраничная перепись: «Неразливайка-прорубь... И окуну в нее трижды перо, что в руке воркует»; «И звезда глядит настороженно/ На свое отраженье в чернильнице.../ И пророчит чернильная гуща ей/ Небеса и любовь спутника»; «Этой ночью тихо светились чернила...»; «В том ли грусть, что буква исказится,/ И дрожит чернильная строка?»; «Опять гадаю на чернильной гуще/ Под стук дождя, под качку в небесах.../ А в безмятежно звездном зачернилье/ Читатель спит, свернувшийся в клубок»; «Стол мой на оползнях. Бредит перо бездорожьем./ Варевом слякоти травят его темные силы./ Всё расползается, форм опознать невозможно./ Как-то я вышла – попала в сплошные чернила».

Ошибка такого подхода кроется в том, что арифметика, или теория чисел, вовсе не сводится к вычислениям, это разные сферы деятельности. «Арифметика, даже элементарная, – это наука, она изучает и обосновывает различные общие законы действий с числами», – подчеркивал Прингсхайм в докладе (Pringsheim, 8). Собственно вычисления, проводимые также с помощью технических средств, ‑ это не наука, а ее приложение. Называть такое приложение «арифметикой» и противопоставлять ее остальной математике – недобросовестный прием, которым пользовался Шопенгауэр.

С наступлением «оттепели», в августе 1956 года Гомулка был восстановлен в партии, а в октябе 1956 года был избран Первым секретарём ЦК ПОРП. Встав у руля страны, он принялся реализовывать выдвинутые им ещё в 1948 году идеи «польского пути к социализму», предусматривавшие пересмотр аграрной политики «принудительной коллективизации», нормализацию отношений с католической церковью, развитие рабочего самоуправления.