Критика

Поэтическая книга — если она книга, а не сборник стихотворений — своего рода гипертекст, в котором всё связано со всем. Прелесть этой книги в том, что можешь читать её не часть за частью, не страницу за страницей, а вразброс, в диктуемом невнятным чувством порядке, открывающем новые связи, накладывающиеся на замысленные автором и образующие пространство диалога с ним.

«Жизненный путь Одоевского — писателя-философа, государственного деятеля, ученого, — могущий показаться лёгким и успешным при беглом взгляде, предстает в ином свете после знакомства с произведениями, особенно дневниками, писателя. Одоевский жил напряженной внутренней жизнью, находясь в беспрестанном поиске решений как вечных, “проклятых” вопросов человечества, так и злободневных социальных и государственных задач…»

«Есть в русской литературе особенные произведения. Их особенность не только в своеобразии авторского замысла и исполнения, или в глубине художественного постижения жизни, или в нравственном влиянии на многие поколения читателей. Их особенность знаковая: с них начинается новый духовный ряд классических произведений, отмеченных печатью первого автора, развивающих его творческие и нравственные искания. Так от ствола векового дерева отрастает мощная ветвь, которая со временем займет в кроне большое, объемное место…»

Рецензия на книгу Веры Зубаревой «Гаданье на чернильной гуще»

Рецензия на книгу Эвелины Шац «Песни клёну»

Имя — Промысел — Деяния — Жертва. Так обозначены этапы в самом начале и так озаглавлены четыре части романа. Так прослеживается судьба каждого из героев. Читателю изначально понятно, что при всей несовместимости времени и места две судьбы фатально родственны и герои чуть ли не идентичны.

Два или три слова сцепляются, выделяя энергию удивления, на которой и пи­шется стихотворение. Эта зародышевая группа слов обычно уже содержит в себе ритм, так что ритм не приходится специально разрабатывать. Как правило, стихотворение пишется быстро, на пер­вичном импульсе. Строчки и рифмы сами приходят в голову, их не приходится долго искать. Что первое пришло, то обычно и остаётся.

«Лермонтова и Одоевского сближает вера в сакральную природу слова. И в то же время оба они отходят от романтического культа художника и противопоставления его безликой, пошлой толпе...»

«Думаю, что бетховенская музыка не раз наталкивала Вампилова на размышления о жизни и искусстве. Поэзия, витавшая в четырех стенах его убогого пристанища, плохо вязалась с нашей тогдашней жизнью, с тем, что повседневно говорилось, писалось, внедрялось в бытие. Судьба великого композитора — череда страданий, перенесенных только благодаря огромной воле, творческой страсти и порыву к счастью, — эта судьба была опорой думающему и чувствующему человеку среди людской пошлости, мелких желаний благ и удобств...»

«Иван говорит о страданиях детей верно, но общо; он их не пережил — его рассказ похож на репортаж. Он человек мыслящий, горячий рационалист, но в нём мало опыта, а если судить с позиций реальности, то в этом и ограниченность Ивана...»

«В простоте, порой неловкой прямоте русского мужика проявляется сопричастность его души с окружающим миром…»

Я попытаюсь показать, что такое вольная реконструкция на примере своего романа "В тисках — между Юнгом и Фрейдом", изданном в 2013 году московским издательством "Книжники". В основу моей реконструкции заложены вполне реальные исторические факты, которые можно изложить как начало детективного романа.

Ощущение света в стихах Миллер возникает во многом благодаря их совершенной, безукоризненной форме — точной рифме, внутреннему звучанию. Восхищает абсолютная законченность стихотворения, соразмерность частей: звуков, смыслов, образов. Это просто какая-то «рукой Челлини ваянная чаша».

«Горький — модернист, тяготеющий к богостроительскому (элементарному), а не богоискательскому изводу, в переплетении полюсов. Описательность, иллюстративность, монологизм, пафосный риторизм. Сквозь ткань текста проступает кровь сердца и почва плоти героев и автора. Но много и фальши, нервозности, истерии…»