Рассказ

Пока я изучала творчество художника Варшамова, Эдгар По, как мне казалось, пристально изучал меня, а Рубен Артёмович неторопливо расставлял на низеньком столике содержимое своего пакета: сыр, вино и крупный розовый виноград.

Местный начальник республиканских лагерей и тюрем, человек столь же авторитетный, сколь отзывчивый на дружбу, после очередной теплой встречи в порыве откровенности выразил свою к Вите симпатию доступным ему образом, что в пересказе на простой человеческий язык прозвучало примерно так: «Виктор, мы друзья. Знай, что тебя всегда ждет лучшая в республике камера».

С того вечера Семён бил старика почти каждый день. Несильно — чтобы не оставлять следов — мог ткнуть в живот, мог дать лёгкого пинка, шлёпнуть ладонью по лысине, сделать «смазь». Отбиваться старик не пытался. Силы были не равны. Он только закрывался и молчал. Старался не выходить из своей комнаты, когда Семён был дома.

В четыре года Лёвка уже свободно читал, к шести он стал избегать компании сверстников, предпочитая уличным забавам чтение книг. Мать приходила после дежурства в больнице, успевала что-нибудь приготовить поесть и уходила на участок. Отец вечно был занят на работе, и единственным собеседником у Лёвки был его дед Яков.

Нельзя сказать, что Матвей, ставший как-то сразу Мосей, был душой компании. Но веселил, редко, но веселил. Он умел показывать животных и людей так, что их сразу же узнавали. Его герои были трогательны, а не смешны, но люди, как раз, смеялись. Так он стал еще и клоуном.

Согласно самому Эрику, он участвовал в возведении этой пирамиды научного знания в качестве геометра-тополога, чьим далеким предшественником был никто иной как античный землемер, измерявший площади земельных участков на поверхности Геи-Земли. Превратившись со временем в известного специалиста в достаточно специфической области знания, он по-прежнему интересовался множеством вопросов, никак с этой областью не связанных.

Здесь я должен заметить, что мы прекрасно понимали, в какой стране живём, и поэтому более или менее умели держать язык за зубами. Но молодость неодолима, и сгоряча (или подшофе, что примерно одно и то же) и мне, и моим друзьям не раз случалось высказывать некоторые, не очень отточенные политические формулировки. Утром же приходило неприятное раскаяние: а вдруг действительно, как и в лохматые дедушкины годы, в каждой компании есть осведомитель?

Я работаю на Главпочтамте, на сортировке. Конечно, сортируют сейчас не руками, а автоматами. Но автоматы потому и не руки, что за ними нужен глаз да глаз. За руками тоже нужен глаз да глаз, но для этого есть автоматы.