История

Соловьев с сарказмом писал о нравственной сомнительности проповеди преимуществ христианства перед иудаизмом под крики «бей жидов!». Он считал, что «лучше отказаться от патриотизма, чем от совести»

Перетц вел в Петербурге открытый дом, принимая у себя, по словам барона Модеста Корфа, "весь город". В числе его гостей, между прочим, был и граф Канкрин, впоследствии министр финансов, но особенно близок был Перетц к государственному секретарю Михаилу Сперанскому.

Те, кто изучал жизнь и творчество М.Цветаевой, знают, что для неё, в ранний период жизни и творчества было характерно неприятие любых устоявшихся социальных правил, демонстративное "бунтарство" и “протест” против существующего общественного устройства. Оно выражалось в "грубости" и воспринимаясь посторонними людьми как "невоспитанность".

Святитель Николай Сербский (Велимирович): "...Мы поднимаем взоры к небу всякий раз, как взываем к Тебе, и опускаем глаза долу, когда вспоминаем о своих грехах. Мы всегда внизу, на самом дне из-за нашей слабости и наших грехов. Ты всегда на высоте, как и соответствует Твоему величию и Твоей святости. Ты пребываешь на небесах, когда мы недостойны воспринять Тебя. Но Ты с радостью спускаешься к нам, в наши земные обиталища, когда мы жадно стремимся к Тебе и отворяем Тебе двери..."

Так кто же имеет право на российский престол в XXI веке? Прежде, чем рассмотреть этот весьма сложный вопрос, в сущности, не имеющий на данный момент однозначного решения, напомним, хотя бы кратко, историю престолонаследия в России.

Каждые несколько лет в Израиле проводится общая конференция семьи Ривлиных. (Rivlin family conference) Организаторы рассылают много тысяч писем и приглашают к участию всех членов этой семьи-фамилии. По оценкам инициаторов насчитывается более 10 тысяч ныне существующих кровных членов этой семьи. Обширная программа включает научную и культурную части. Количество участников конференции достигает 3 000 членов этой разветвленной семьи.

Никто не боялся опасностей меньше, чем Ганнибал, и никто не обнаруживал большей осмотрительности в самые опасные мгновения. Никакие труды не могли утомить его тело или сломить дух. И зной, и мороз он переносил одинаково терпеливо. Никогда не ел и не пил ради удовольствия, но лишь утоляя голод и жажду.

Подписывая соглашения с Гитлером, особенно заключая с ним договор «о дружбе», Сталин высокомерно проигнорировал психологические последствия такого шага. Он играл в свои геополитические игры, выбрасывая из своих расчетов народ. На протяжении десятилетия в стране велась антифашистская, антинацистская пропаганда. И вдруг в одночасье пропагандистская машина повернулась на 180 градусов. Вчерашние враги и изверги рода человеческого провозглашались друзьями и союзниками.

И Дина Семеновна, и ее покойный муж Макс (Меер) Борисович – классические еврейские представители советской вузовской науки, чей педагогический труд и чье научное творчество априори обременялось дополнительной нагрузкой на (или за) «космополитизм», «антисионизм» и прочие химеры. Поэтому не удивительно, что одним из ярчайших и сквозных «персонажей» этих мемуаров, особенно послевоенных глав, выступает государственный советский антисемитизм, преломленный прежде всего в кадровой политике.

Она ничего не понимала. К вечеру ее из камеры вызвали с вещами. Она решила, что ночью будет расстрел. Отвезли ее в Лефортовскую тюрьму. У входа офицер спросил ее: «Вам что – нехорошо?» Она попросила стакан воды. Ее завели в камеру, она легла и, как ни странно, заснула. Проснулась и увидела, что уже светло. Значит, сегодня казни не будет… А через несколько часов ее с мужем отвезли домой и там в подъезде, пока искали управдома, чтобы открыть квартиру, им сказали, что Сталин умер

Для Теплика начались семь хороших месяцев русской революции. Городок принял ее с широко распростертыми объятиями. Молодёжь ликовала, евреи постарше шли по улицам с «Марсельезой». Ни одно еврейское веселье, ни свадьба, ни брит мила (обряд обрезания) не начинались и не заканчивались без песни свободы.

Общее название мемуаров выражает квинтэссенцию их содержания в целом: оно показывает, что в них центральное место занимают мои невольные (случайные) встречи, которые, к тому же, в 1949-1954 гг. происходили в неволе.

Когда в 1960-е годы группа еврейских лидеров из Милуоки попала на прием к президенту Израиля Шнеуру-Залману Шазару, тот заметил, что они могут гордиться знаменитым представителем своего города. Лидеры подумали, что Шазар говорит про Голду Меир; каково же было их удивление, когда выяснилось, что он имеет в виду скромного милуокского плотника, Эсселина!

Владимир Мельников хотел написать портрет своего друга Иосифа Хорола, проявлявшего исключительный героизм и стойкость в самых разных обстоятельствах. Но разумеется, рассказывая о своём друге, Мельников – как любой человек, - немало рассказывает и о себе, и о других людях, и об окружении.

Нужно отметить, что Циммерманы были уважаемыми купцами, а Хаим Абрамович был членом правления Владивостокского купеческого общества взаимного кредита. Тем не менее, Хаим и Давид Циммерманы вынуждены были дважды ходатайствовать о разрешении посетить город Хабаровск, чтобы закупить скот на ярмарке. Им вначале отказали и разрешили только тогда, когда стало понятно, что без Циммерманов и их поставок мяса гарнизон крепости в Николаевске-на-Амуре будет голодать.