История

После Перестройки выяснилось, что на скамейке возле могилы Пастернака был установлен «жучок», тайный микрофон, и о том, что говорили сидящие на скамейке, прослушивали кегэбешники на даче у писателя Маркова. Вот так жили.

Он не был диссидентом, он никогда не занимался политикой, он всего лишь (еще со студенческих лет) хотел раздвинуть границы музыкального пространства страны, бдительно охраняемые идеологическими службами, восстановить ее нормальное музыкальное кровообращение, исполняя своих сверстников — тогда еще не классиков, а гонимых.

Ольга в шоке. Первой мысли не было. Вторая мысль: Борис Иванович сошел с ума. Третья, более здравая — надо взглянуть на штемпель. Глазам своим не поверила: письмо отправлено три года назад еще до смерти Вайнберга. Почему оно так долго лежало на почте, никто рассказать не сможет. Как и никто не сможет рассказать, каким образом оно пришло именно в тот день, когда Вайнберг на протяжении многих лет праздновал свой день рождения?

Я подходил к нему вплотную, топтался рядом, отворачивался, делая вид, что смотрю на Тициана, но когда исподтишка взглядывал на него снова, то видел, что все мои уловки ничуть не обманывают этого мордатого господина с насмешливыми коричневыми глазами и тонкогубым ироничным ртом.

Исаак Константинович спросил: «A нельзя ли мне взять этот номер с собой посмотреть?» И ему дали текст «на дом». Через пару дней Кикоин заехал в редакцию вернуть гранки, и когда его спросили: «Ну, как?», получили ответ, который мог дать только Исаак Константинович с его поразительным чувством юмора. Один из крупнейших физиков современности с улыбкой сказал: «Для обычного академика это сложновато!»

Лично Керенский был убеждён, что большевики будут разгромлены, и на сей раз окончательно. Он даже как-то обронил фразу, что «готов отслужить молебен, чтобы такое выступление произошло, т.к. у него найдутся силы его подавить»… Выяснилось, однако, что верных правительству войск после провала «корниловщины» в Петрограде явно недостаточно.

В конце 1530 года Кромвель получил место в Тайном Совете. А к осени 1531-го уже представлял в Парламенте интересы Генриха VIII в качестве юриста Короны. Спикером палаты общин в 1529 году стал Томас Одли, и они стали работать в тесном контакте. Парламент, собранный в 1529 году и руководимый Томасом Кромвелем и Томасом Одли, вошел в историю Англии навсегда. Он назван Парламентом Реформации.

Помнится, что ни про тот пушкинский бал невесты Маши Пчельниковой, ни про Базилевича с Дельвигом мы ни тогда (ни потом, к сожалению) так ничего путного и не нашли, но зато, что называется «нашли друг друга». По крайней мере, с той поры, с той встречи (и, повторяю, на много благодарнейших лет), я приносил Виктору Яковлевичу все, что написал (а он мне щедро дарил все свои книги), делился с ним новыми идеями, и всем, что меня волновало «вокруг книг, событий, людей и стран».

Ленин подарил Валидову автомобиль «Фиат», очень роскошный, но сильно потрепанный. Было большой проблемой его чинить и заправлять бензином. Когда Башревком вернулся в республику, то местные жители, глядя, как машина выпускает клубы дыма и кое-как едет, говорили хозяину: «Плохо работает твоя автономия». Простые крестьяне не совсем понимали разницу между автомашиной и автономной республикой.

Скажу более: решение вслед за гениальным Томасом Манном называть Феликса Круля авантюристом было для меня крайне нелёгким. Слово «авантюра» на большинстве европейских языков означает: «мероприятие, рассчитанное на случайный успех», чего никак нельзя проследить в поступках Феликса Круля. Во множестве случаев, будучи справедливым и благородным человеком, он сам становился жертвой авантюр.

Положительная сторона понимания, что вы скоро умрёте в том, чтобы наслаждаться каждым мгновением жизни. Следующие три дня я в благостном настроении осматривал Довиль, восхищаясь его опрятностью и достатком, отправлялся в долгие прогулки по пляжу и набережной или наблюдал за бегом волн и голубыми небесами. Довиль весьма достойный городок. Бывают и похуже места, чтобы откинуться.

Некоторые известные femmes, не будучи в состоянии удержаться рядом с таким машинистом, вылетали из «Голубого экспресса» на первом крутом повороте. Матильда Кшесинская была слишком тщеславна, чтобы терпеть рядом других этуаль, Анна Павлова — слишком самостоятельна, чтобы подчиняться чьему-либо авторитету, Ида Рубинштейн — слишком богата, чтобы выслушивать советы грузного директора с моноклем в глазу.

Что делает фильм родным? Понятная, до боли знакомая реакция на «призывы бытия». Вот маленький герой фильма «Знаешь мама, где я был?» идет в школу. Вернее, не идет, а продвигается короткими перебежками, боясь столкнуться с бандой злых мальчишек. Смешно и грустно. Смешно, потому что он похож на следопыта или лазутчика. А грустно, потому что кожей чувствуешь, как ему неуютно жить.

Русский матерщинник, нарушая табу, не обязательно думает о сексе, для него мат — не вербальная порнография, а скорее хулиганство, озорство, лихость, особое художество и, не побоюсь этого слова, выражение внутренней свободы.

Главное для критика — во-первых, душевная отзывчивость, способность видеть «лица необщее выражение» автора, во-вторых, вкус к художественности как таковой.