История

То, что ложь – это правда, доказать нельзя, но ложью можно посеять сомнения в правде. Утверждениями о «втором претенденте на авторство» Вы, уважаемый Игорь Николаевич, поддерживаете эти сомнения, которые совсем не безобидны. Пятнадцать лет назад из-за таких сомнений было выброшено имя Иона Дегена из сборника, к которому Вы, Игорь Николаевич, «имели отношение». Теперь в академических журналах появляются статьи Ваших коллег-профессоров, в которых автором «Валенок» называют только Коренева, не упоминая даже Иона Дегена.

По существу, хотел того И. Сухих или нет, это покушение на убийство стихотворения — тем более, что статья прозвучала с трибуны «Нового мира». К счастью, покушение не удавшееся — я попытался показать предвзятость текста и несостоятельность аргументации, но провоцирующее новые попытки.

В 90-е годы государство поставило науку на грань выживания. Институт Ландау был известен во всем мире, и, как только открылись границы, за учеными началась настоящая охота. Из 80 научных сотрудников в штате Института уехало около 50 человек, причем около 30 стали профессорами, имеют свои лаборатории в лучших западных университетах.

Но заниматься любимым делом Борису Евгеньевичу Семейкину было уже не суждено: 18 апреля 1938 г. датировано Постановление (об избрании меры пресечения) по обвинению Б.Е. Семейкина по ст. 54-8 и 54-11 УК УССР в подозрении, что он является активным участником антисоветской украинской националистической организации.

Как человек и художник В. Борисовский сформировался в предреволюционные и первые послереволюционные годы. Вместе со всей русской культурой суждено было ему пережить «три утопии коллективного преобразования мира»: «религиозно-мистическую с ее “замыслом вселенского действа” — “мистерии”», «машинно-урбанистичеcкую социальную утопию 20-х гг.» и «тоталитарную утопию 30-х». Пережить их, живя в Москве — «материнском лоне всех этих утопий».

Нельзя понять, в какой момент Хват просто издевался над Вавиловым, когда он его истязал многочасовым допросом или когда он с подручными зверски его пытал. А то, что пытки в НКВД достигли нечеловеческих масштабов, известно. Могли, например, привязывать человека к стулу, пристегнуть его руки к спинке стула, содрать брюки, зажать подследственному мошонку между тонких дощечек…

Должен признать, что в своём нелестном отзыве о “Едоках картофеля” Раппард был прав. С академической точки зрения это и в самом деле небрежная работа. Но разве смог бы сам Раппард так пронзительно изобразить беспросветность существования бедных крестьян? Как художник он сейчас почти забыт. Его имя сохранилось в истории лишь благодаря переписке с Ван Гогом и ссоры с ним из-за его первого шедевра.

В так наз. «плакатных» (нормативных) ценах на труд, которые действовали на горных заводах Урала и при строительстве Петербурга в первой половине ХVIII века, оплата зимнего дня работника (с лошадью и без) неизменно устанавливалась на более низком уровне, чем летнего дня. Это противоречило «человеческому» (социальному) фактору, но отвечало производственному фактору: за летний день работник успевал сделать больше, чем за зимний день.

Самиздат — самореклама, тогда, в глухие времена. В этом преуспел, например, Эдик Лимонов. Перепечатку своих шести машинописных сборников он поставил на поток. Не справляясь сам, нанимал машинисток. Сборники появлялись кипами. Стоили они по пять рублей штука. Можно было покупать по отдельности, можно — оптом. Цена оптовая даже не подразумевалась, всё шло как штучный товар. Шесть сборников, весьма тощих из себя, — тридцать рублей.

Странность за странностью окутывала смерть Шукшина: беспорядок в его каюте, разбросанные по полу рукописи при его безукоризненной аккуратности, терпкий запах корицы типичный для газа, вызывающего инфаркт и остановку сердца, странная чашка кофе, непонятно откуда появившаяся у него на столе накануне смерти, и бесследно исчезнувшая наутро.

А потом вышла на сцену, и, как всегда, — гром оваций, море цветов… Особенно потрясло всех, когда она — на эстрадном концерте! — исполнила (начала без музыкального сопровождения, a cappella, пианист вступил позже) «Аве Марию» Шуберта. Ошеломленные люди поняли: Анна Герман может в с ё!

Про одну из публикаций Я.Е. сказал: «Нет, здесь я участвовал меньше». И поменял порядок авторов в заголовке. Это моя фамилия должна была стоять на первом месте! И за этим последовала фраза, которую я запомнил на всю жизнь: «Порядок авторов определяет не меру славы, а меру ответственности».

Я вдруг ощутил острый приступ счастья. Вот это жизнь, вот это расследование! Это вам не то, что сидеть часами на дереве с биноклем и телевиком, подкарауливая какую-нибудь слабую на передок Жоржетту. Захватывающе интересно хоть краем глаза заглянуть в давно канувшую в небытие эпоху чужой страны, прикоснуться к судьбам когда-то живших неординарных людей.

Жанру оперетты, быть может, как никакому другому мешают идеологические требования. Масса хорошей музыки пропала из-за того, что ее создатели камуфлировали свои сюжеты политической суетой, патриотическим пафосом или, скажем, борьбой за мир, коей заняты их герои. В репертуаре держатся только те, которые с политической тематикой никак не связаны.

Второго февраля 1943 года Болгария согласилась выдать немцам 11 384 еврея из оккупированных ею югославской Македонии и греческой Фракии. Двадцать второго февраля глава болгарского комиссариата по еврейским делам А. Белев и специально прибывший в Софию помощник А. Эйхмана Т. Даннеккер подписали соглашение о депортации двадцати тысяч евреев.