История

Обо всём этом и написана книга — как в Петербурге возникла семья, как сплелись с культурой города три её поколения, как родился мальчик, любивший город и скрипку, и как семье пришлось уехать в Германию. Мальчик стал математиком и создал теорию множеств, новую основу математической науки.

Павел считал, что Россию спасет не демократизация, а “аристократизация” общества — “аристокрация духа”, как он ее называл. Он мечтал о рыцарской верности подданных и вводил систему духовного диктата, призванную, по его разумению, споспешествовать процветанию страны и народа.

Так уж сложились поиски, что наиболее богатая информация найдена о группе еврейских журналистов набора 1933 года. Возможно, потому, что в ней учились три юных литератора, судьбы которых привлекали внимание, по крайней мере, библиографов. А один из троих оставил после себя рукопись. Но не только.

В Старом городе, в сохранившейся со времен португальского владычества резиденции губернатора, Хавкин за три месяца изготовил противочумную вакцину и 10 января 1897 года испытал ее на себе. Испытал тайно. Этот день стал днем рождения Индийского национального института имени «махатмы Хавкина». Работал он по 12–14 часов в сутки. Один из его помощников заболел нервным расстройством. Двое ушли, не выдержав испытания трудом и страхом.

А Голде с тремя малыми детьми пришлось учиться выживать самой и спасать детей. Перед ней маячила реальная угроза обвинения по статье «член семьи изменника Родины» — таких, как она, отправляли в специальный лагерь в Акмолинской области Казахстана.

А вот что нем говорил Окуджава: «Я знаю многих композиторов. Они все замечательные музыканты и даже, может быть, гении. В них тоже бушует музыка и переполняет их до краев. Но чтобы так сильно, как это у Шварца, я не встречал…»

Ему было 17, когда он уехал учиться в Москву. Его, еврейского юношу, Латвия, как своего представителя, отправила учиться в Московский университет имени Ломоносова. Он был гордостью школы. Так однажды сказала мне его учительница. Но ещё до отъезда он заинтересовался Библией, комментариями к ней, Талмудом, еврейской философией.

Мы не всегда понимали, что нас — меньшинство, но всегда думали, что наши ценности могут стать ценностями большинства. Поэтому не боролись за права меньшинства, а боролись за то, чтобы нас стало большинство. За права большинства, которое не осознает необходимость ампутированных возможностей, а мы уже осознали.

Ведь скрипач-солист (а мы ведь все тогда готовились в солисты — и не ниже уровнем, чем Давид Ойстрах или Леонид Коган!) — это Артист, поражающий воображение своей личностью и виртуозностью, а пианист — Философ, созерцающий мир через глубочайшую из всей фортепьянную музыку и дарящий это понимание мира слушателю.

Несмотря на то, что веселье уже давно шло полным ходом, он время от времени выходил на лестницу, чтобы встретить опоздавших; с каждым гостем в отдельности он уже здесь, — перед дверью выпивал за счастье своей дочери. Я хлебнул свои полстакана — как воду и вошел в дымную кухню, где было полно еды и ещё больше водки.

Именно поэтому, от безошибочного нерассуждающего чутья и вопреки межеумочной, пошлой действительности: сидящий рядом со мной в окопе — пусть он хоть Изя, хоть Шапиро, хоть какой ни есть носатый, картавый, он — русский. А отсиживающийся в тылу (неважно, это мифический Ташкент или левый берег Волги у Сталинграда) ворюга-интендант, пусть он хоть Степан, хоть Василенко, хоть как там “Рэвэ та стогнэ” спивае, он — еврей. И точка!

В эти дни среди евреев Монтгомери идёт разговор о слиянии двух синагог в одну, из-за уменьшения количества евреев в этом районе. Они хотят отсрочить неминуемую кончину присутствия евреев здесь, но они хорошо знают, что конец близок. Это тот случай с Американским Иудаизмом, который я уже наблюдал и раньше. Люди, которые видят своё предназначение в помощи другим и в борьбе между собой, обычно обречены на успех на обоих фронтах.

Альберт Эйнштейн привык в одиночку решать сложнейшие задачи. Триумф общей теории относительности, к которому он упорно шел в течение десяти лет, давал надежду, что и с единой теорией поля, охватывающей и макро- и микромир, тоже удастся рано или поздно справиться. Но в немыслимой сложности этой задачи ученый не сомневался. Этому его тоже научил богатый жизненный опыт.

Идеи космополитизма — идеи широкого международного общения и мирового правопорядка в изложении советской пропаганды превратились в орудие экспансии капитализма и американского империализма, прямо угрожающего самому существованию советского государства. Это особенно остро проявилось в кампании по насаждению «идейности» в литературе и искусстве, которую инициировали известные идеологические постановления ЦК ВКП(б).

Первая попытка напомнить и у нас о Б.П. Герасимовиче (и Б.В. Нумерове), называя вещи своими именами, была предпринята автором настоящей статьи при подготовке коллективного юбилейного тома «Развитие астрономии в СССР. 1917–1967» в серии таких тематических монографий, издание которых осуществил тогда Ин-т истории естествознания и техники (ИИЕиТ) АН СССР.