История

Героизм, не противоречащий доброй нравственности, мало трогает людей: только героизм, который разрушает нравственность, вызывает в людях и удивление, и восторг.

«Пётр Егорович спокойно, как о чём-то обыденном, говорил об ужасах концлагеря. Отвернувшись к окну, смотрел на пробегавшие мимо перелески в багряно-жёлтом уборе, на поля с видневшимися на них тракторами, автомобилями, на речки, блестевшие под осенним солнцем в обрамлении кустистых берегов. На миг взглянул в мою сторону, и я заметил, что лучистые глаза его наполнились слезами. Я слушал его, сжавшись в комок от волнения, и хотя от страшных подробностей рассказа волосы дыбились на голове, не мог представить и толики страданий, испытанных этим убелённым сединой человеком. Как-то не вязался с кошмаром концлагеря его дорогой, элегантный костюм, блестящие туфли, белоснежный воротничок сорочки, галстук в «полоску» и с заколкой в виде золотого якорька, серебряная цепочка часов, золотые запонки с опалами…»

«В начале лета, когда дети пошли на каникулы, а в поле закончились весенне-полевые работы, мне дали краткосрочный отпуск и мы поехали в гости к Бобылевым. Здесь нам понравилось больше, чем в Алексеевке. Это была древняя земля акынов и кочевников. До сих пор многие казахские семьи жили в юртах. Кругом простиралась бескрайняя степь с древними курганами-могильниками. По высоте кургана можно было определить какого роду-племени был захороненный в нём: у знатных и родовитых кочевников — высокие, у бедных — совсем небольшие. Весной степь была как цветное покрывало от разноцветных тюльпанов, а летом — жёлто-белая. Жёлтая — от яркого солнца и выгоревшей травы, белая — от серебристого ковыля…»

Одной из важных причин замалчивания и неприятия памятника в Советском Союзе были антисемитские стереотипы, укоренившиеся в сочинениях по отечественной истории, ‎—‎ начиная с периода позднего сталинизма и вплоть до конца советской империи. Тогда, по замечанию Питера Голдена, у советских историков «хазарская тема стала почти табу».

Мама всегда скептически относилась к словам людей, которые утверждали, что узнали о репрессиях только из доклада Хрущева на ХХ съезде партии и говорила, что если она, в свои 13 лет, уже прекрасно понимала, что творится в стране, то как могли не знать этого взрослые, зрелые люди.

Если посмотреть на статистику 1910 года, то подавляющее большинство евреев в Николаеве жить не имело права. И дело было не в том, что они были иностранноподданными ― там вообще мало кому из евреев разрешалось жить. А потому как вариант ― их могли выселить из Николаева, скажем, в Херсон.

Наша мама была человеком совершенно незаурядным. Эта незаурядность в чем-то была со знаком «плюс», а в чем-то со знаком «минус», но в любом случае она была мало похожа на своих ровесниц. И именно об этом мне бы хотелось написать.

По-прежнему веселились. Без устали танцевали, устраивали даже танцевальные марафоны — кто дольше продержится. Помню, как Боря, сидя на полу перед пианино у Сейделей, рядом с уже довольно известным пианистом Эмилем Гилельсом, учил его играть «Кирпичики»…

В моей новой школе было немало второгодников, родившихся в начале 1946 года, о которых говорили «отец погиб на войне». Говоря о родившихся в середине того же года, поясняли «на японской войне». Наверное, это не всегда было правдой.

О Менделе, Шолом-Алейхеме и Бялике в Одессе говорили, что если бы они не были писателями, то наверняка стали бы актёрами. Люди не уставали пересказывать забавные истории о том, как Шолом-Алейхем изображал Менделе, подражая его кашлю и походке; как старый Менделе превращался в молодого человека и изображал Шолом-Алейхема до мельчайших подробностей. Бялик тоже не отставал от них в подражании и копировании.

Авраама Эвен-Шошана, старшего брата, великого труженика-лексикографа, цитируют в Израиле, наверное, чаще любого другого человека, будь тот даже величайшим национальным поэтом или мыслителем… Потому что «Эвен-Шошан» ― это наш главный толковый словарь современного живого языка иврит.

Начальный период еврейского театра описан в истории смутно и противоречиво. Запутывали будущие исследования и сами «пионеры», невольно или сознательно выстраивая для будущих историков театра сущие головоломки. Прежде всего, это относится к спорам о том, кто же был истинным творцом профессионального театра на идиш в России.

Ландау считал себя учеником Нильса Бора. Бор неоднократно утверждал, что достаточно глубокая теория должна быть сумасшедшей теорией. Думаю, это означает, что она должна казаться сумасшедшей, как казалась квантовая механика в годы её создания. Можно ли назвать сумасшедшие теории, которые были созданы Ландау или физиками его окружения?

В рациональной механике нет понятий больших и малых скоростей. Всегда найдутся такие инерциальные системы отсчета, относительно которых скорость одной и той же частицы может быть в один и тот же момент времени и сколь угодно большой, и сколь угодно малой.

Однажды Владимиров вернулся из очередной отлучки и взялся за «Вишневый сад». Очевидно, это был не давний замысел, а импровизация. Для того чтобы успокоить труппу, нужны большие задачи. Когда репетируешь Чехова, думаешь не своих проблемах, а о том, что он написал.