Литературоведение

Для самого Шагала ритуальность «коробочного сбора» (внутриобщинного хасидского подаяния) имела глубокую внутреннюю значительность. Он понимал, что духовные раввины, имевшие в религиозных еврейских массах значительный авторитет, не имели официального статуса у власти и посему существовали лишь из средств негласного «коробочного сбора».

Любая революция, любая гражданская война — это борьба одного меньшинства с другим. Бедное большинство всегда участвует в ихней борьбе по несчастью, когда не удается отвертеться. Наша Гражданская война 1918-1923 гг. в этом, конечно, не исключение.

Само обращение ко дну общества и нахождение в нём порыва ввысь — это такая неожиданность, что зародиться она могла только в подсознании. Да и бьёт по подсознанию. Потому такая оглушительная популярность была у пьесы в Германии, где было легче с цензурой, и она была более доступна.

...Одной из последних трудностей был перевод выражения «светило всмятку». Я предпочел вариант “melting sunlight” варианту “soft-boiled sun”. Последнее, хоть и более точное выражение, относится скорее к кухонно-кулинарному искусству, нежели к лирическому настрою стихотворения...

...Из прекрасных авторских находок можно нанизать целое ожерелье великолепных сравнений, которыми насыщены стихотворения поэта: «чёрное горло кривого колодца», «как рыжий пёс – уткнулся в ноги солнечным пятном», «гнезда, как чьи-то ненужные шапки», «похож на хвост зверька трамвай, виляющий вагоном юрко», «прибой, шутя, выбрасывал на сушу визжащих, белозубых негритят», и множество других ярких, впечатляющих образов.

«Внутри у меня рождается некое цветение. Я сам становлюсь этим видением. Сухие кости одеваются плотью. И сидят, как в плоскодонках, воскресшие люди в щелястых гробах, и ароматом смолистым и тонким благоухают под ними древесные стружки. Слилось земное с небесным… Камень со словом скипелся… Это уже и не прошлое, и не будущее, а небесное зыбко маревеет, бластится…»

Рецензия на книгу Валерия Кожушняна «Записки прохожего»

«Бережное отношение к своему историческому имени внушало князю прежде всего чувство долга перед Отечеством. Определяющее значение в жизни Одоевский придавал и новозаветной притче о талантах, понимая ее как необходимость беспрестанно трудиться и через служение людям служить Богу. Сфера интересов князя поражает своей широтой: литература, философия, музыка, педагогика, просвещение, химия, кулинария… Однако “при всей пестроте” занятий Одоевский “всегда оставался мыслителем, всегда стремился к строгой систематичности в своих построениях”…»

«…всего Чаадаев сочинил восемь “философических писем”, но России посвящено только первое из них; в остальных семи она походя упоминается от силы два-три раза. Невольно возникает вопрос: зачем Чаадаев начал именно с письма, которое, во-первых, практически не связано с содержанием остальных, а во-вторых, не могло не вызвать отторжения у всякого нормального русского человека?..»

Повесть держится на четверке Шарик-Преображенский-Борменталь-Швондер. Важны для повести именно отношения между ними. Прочие персонажи хоть и колоритны, но — ландшафт. Эта узкая компания сразу разбивается на две пары взаимной ненависти.

Полемические наброски и введение в новую дискуссию

"И прав, увы, прав был Бердяев! Призраки тем и отличаются от живых людей, что они - бессмертны. Стареть призраки просто неспособны, они только перевоплощаются и перевоплощаются… без устали и без конца. И видят эти призрачные, бесовские «хари» наши выдающиеся Гоголи и Гофманы, Кафки и Набоковы… и отображают, отображают… смакуют и раскрашивают. И рождаются тогда в литературе не только глупые, пошлые и старые Коробочки, но и юные, нежные и сладостные Лолиты… и бредят ими наши славные писатели, лелея «бесовщинку» в самих себе."

"Проза Евтушенко: "Не умирай раньше смерти", "Ягодные места" и др. - также вряд ли выигрывает в сравнении с лучшими примерами его поэзии, равно как проза Андрея Вознесенского из книг, которые я читал, - "О" и "Ров". За исключением яркого рассказа о рыжеволосой возлюбленной поэта, весьма своеобразно встреченной им в нью-йоркском отеле "Челси" (где я по сей день бываю, неизменно вспоминая Андрея Андреича), это скорее обыкновенные журналистские зарисовки."