Литературоведение

Я написал в некрологе, напечатанном в нью-йоркском «Новом журнале» за No 197: «Ему свойственно было изощрённое чувство формы, законы которой он сам же нарушал неостановимым, завораживающим потоком слов, дважды, трижды, четырежды перехлёстывающим через ожидаемый конец, раздвигая таким образом пределы стихотворения и превращая его в поэму. Неизбежная инфляция слов при таком изобилии не только не охлаждала читателей и слушателей, но, наоборот, их привлекала. При живом авторском чтении напор повышающихся интонаций голоса затоплял формы стихотворений и создавал иллюзию невероятного, нечеловеческого вдохновения».

Ну, и в силу своего опыта и высокой компетенции Рональд Сторрс получил временный чин полковника и назначение на пост военного губернатора Иерусалима. Как он сам говорил - с долей положенной иронии, но не без гордости - "...первого со времен Понтия Пилата..." В штабе генерала Алленби губернатора Сторрсa очень ценили - и тот факт, что "...беспорядки..." все-таки случились, и что в ходе их в Иерусалиме случились насилия и убийства, в вину ему не поставили. Туземные волнения - вещь столь же неприятная, и столь же неизбежная, как дурная погода.

Мне действительно казалось, что я происхожу из одного из двенадцати колен израилевых – желательно, чтобы это была ветвь Вооза и его праправнука Давида. Я не сомневался, что в моих жилах течёт не только славянская, а множество самых разных кровей – еврейская, галльская, римская, греческая. Иначе откуда у меня, простого русского юноши, неистребимая тяга к самым разным, порою взаимоисключающим древним и новым культурам? Я их чувствовал с такой силой притяжения, что завидовал моим соплеменникам: почему я не могу примириться с их простой и свободной единственностью ?

Имени нашего Бога Я не могу предать. Да и слишком этого много Того, что хотите вы дать…

Только Богу — внятна Скорбь — Только Богу — Иеговы не лепечут В Уши Богу — Бог-Сын — хранит ее — Непреложно — Бог-Духa Честь — Столь же надежно —

Маргарита Дубова – вдова Сергея Дубова и президент издавшего книгу его Фонда – пишет в коротком предисловии: „Сиделка-поэт отважно решилась предъявить своему исповеднику – читателю – всю нескончаемую внутреннюю полемику с Богом, с самой собой, если коротко – драму человека без кожи. Чтение таких остро-болезненных, отчаянно доверчивых откровений в стихах требует от читателя определённой зрелости и мудрости. А для кого-то – и личного опыта“.

Это, в свою очередь, сумело сделать польское подполье: сопроводительная касиба Йозефа Циранкевича и Станислава Клодзинского в Краков, к Терезе Ласоцкой-Эстрайхер, от 4 сентября 1944 года достаточно точно датирует событие: «Срочно. Отправьте эти две металлические катушки с пленками (2,5 и 3,5 дюйма) как можно скорей. Возможно получить отпечатки. Мы шлем фотографии из Биркенау – люди, которых газировали. На фотографии костер из тел, сжигаемых снаружи. Тела сжигают снаружи тогда, когда крематории не справляются со сжиганием необходимого количества. На переднем плане тела, приготовленные для того, чтобы быть брошенными в костер. Другая фотография показывает одно из мест в лесу, где людям приказывают раздеться якобы для того, чтобы идти в баню, а на самом деле в газовую камеру. Отправьте катушки как можно скорей…»[20]

Однако полагалось надеяться на то, что Яхве терпелив, что нарушенные «союзные» отношения с богом восстановить возможно лишь при условии, что каждый человек «всем сердцем» вернётся к богу (как хозэр бътшува = «кающиеся грешники»). Требовалось искренне проникнуться, процитировав формулу «шъма» (= слушай, израильтянин и т.д.).

Так что родину они покидали навсегда, и большинство из них – в расцвете своих творческих сил и способностей. Предварительно назовем лишь некоторых из насильно высланных представителей «русской» интеллигенции, которые могли бы составить цвет и славу любой другой страны и ее национальной науки, философии, просвещения, публицистики и, вообще, культуры: Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, И.А. Ильин, Л.П. Карсавин, Н.О. Лосский, П.А. Сорокин, С.Е. Трубецкой, С.Л. Франк, Ю.И. Айхенвальд и многие другие.

Прежде всего попробуем разобраться в том, что означает слово "жидята". А оно означало - жиденок, жидовский мальчик. Отсюда Ив. Малышевский делает вывод:"Это можно понимать в двояком смысле: или Лука этот был еврей по происхождению, но взятый у евреев еще мальчиком и крещенный, или же он был русский мальчик, но принадлежавший евреям, как раб, насильно пожидовленный ими, потом отнятый или выкупленный от них и крещенный"(21-с.53). Далее автор вышеназванных слов склоняется к тому, что первая из версии -что Лука был евреем - является более вероятной (21-с.53). Личность Луки Жидята говорит о том, что в Киеве существовали тогда евреи, что некоторые из них даже обращались в христианство. Добровольно или насильно это сейчас установить трудно, а может и невозможно.

Смех бывает разным. Он может заключать в себе созидательное начало, освобождать мир от условностей и тем самым, по утверждению Д.С. Лихачева, готовить «фундамент для новой культуры - более справедливой». Такой смех «восстанавливает нарушенные... контакты между людьми» [1, 343-344]. Но смех бывает и злым, разрушающим связи между людьми, унижающим человеческое достоинство. Такой смех означает победу зла и ассоциируется с дьявольским смехом.

Херберт в "Евреях" дает образ дерева с засохшими и здоровыми ветвями, ассоциируемые с евреями (первыми) и христианами (вторыми). Обращаясь к еврейскому народу и называя его несчастной нацией (poor nation), он упрекает своих соотечественников в том, что они похитили (have purloin'd) ее живительные силы (sap and juice) и оставили евреев сохнуть и чахнуть. Здесь же используется образ некоего отводного канала, созданного апостолами, через который эти живительные соки поступают от иудеев к христианам, в то время как сами иудеи, лишившись их, обречены на страдания и смерть. Таким образом, стихотворение содержит прямое обвинение в адрес христиан, похитивших у иудеев все лучшее и подвергших их гонениям.

Когда Дан Пагис прочёл, что его называют поэтом Катастрофы, он резко возразил: нельзя быть поэтом Катастрофы, она сильнее букв, то есть словом её нельзя ни выразить, ни объяснить, это вообще выше человеческого понимания. Но запрятанная боль рвалась наружу и вырывалась, то здесь, то там, как бы нечаянно, в намёке из двух слов и многоточия...

«...Дискурсивный срез текста стихотворения Арсения Тарковского «Первые свидания»...»

- Шабашовать не позволяется, а гуляй вместе с прочими по воскресеньям... по воскресеньям же молитесь хоть до тошноты в камере, покуда народ в церкви. Все свои тфилен-шпилен, цицес-мицес и другие там молельные ваши штуки – к чёрту до выхода отсюда, а то могут ими удавиться, чего доброго. Жидов, что они из трусости перед розгами не курят, не пьянствуют и не дерутся – одобряю, а за то, что канючат лёгкой работы, фискалят, разводят переписку о каких-то своих правах – ненавижу!...