Повесть

В Москве Роберт Генин не зря боялся немцев. Живший в Мюнхене, в самом сердце зарождающегося фашизма, молчаливо наблюдавший уничтожение всего того, ради чего он работал все лучшие свои годы, звериный антисемитизм и воинствующую дикость нацистов, он взлелеял новый идеал взамен погибшего. Новой Меккой стал СССР. Он оказался в смертельной ловушке.

Если следовать прямо по этому пути, ты выйдешь к руинам монастыря. Там есть волшебное дерево. Оно выглядит необычно, как некое диковинное чудовище… На всякий случай у меня есть подробная карта, по которой ты его найдёшь. С северной стороны дерева стоит коробка из слоновой кости, ты возьмёшь её и, не открывая, отнесёшь её к нам в Замошню. Тут ты её откроешь. Ты поймёшь, когда это следует сделать. Ещё одна важная вещь… Не смотри долго на мох. Он выжигает глаза. Вот и всё. Никаких вопросов.

Вот говорят же про отражательный эффект мира – вдруг сама судьба щёлкнула Абрамова по носу: круг широких его возможностей резко сузился. Лечебный процесс от безвестной «Голубой звезды» доходов не приносил, разве что с грехом пополам для налоговой. Реализация же медицинской аппаратуры резко застопорилась. Это и заставило бывшего Коммерческого рвануть во все тяжкие.

Еврейский мальчик из местечка, своим трудом и талантом добившийся успеха и материального благополучия, вовлеченный в жизнь европейской художественной богемы и ставший жертвой собственной утопии, оказался на обочине жизни, всеми забытый и разочарованный. Его не знают в России, не знают и в Израиле.

Хорошее дело – патруль! Ночь. Звездная сыпь. И предощущение обязательного рассвета. Но где-то у горизонта крадется скорпионом полночь. Человек знает все. Только не знает своей пули. Только не знает, кем и когда взведен затвор. Вот поднимается ствол винтовки. Мушка перебегает с одного сердца на другое. И ей все равно...

...Всё кончено. Теперь он председатель конторы “Рога и копыта”. Что творилось с ним, невозможно описать. Руки и ноги, как плети. В голове пустота. Вот таким трясущимся стариком он и пришел домой в яркий майский день 1994 года. Помнит, как встретили удивлённые глаза Люси. Как обнимала, целовала, отпаивала. Как уложила в постель. Как завыл его Цезарь, верный изящный пёс…

Она бережно хранила семейную притчу о том, что корни её, по крайней мере бабушки по материнской линии, тянулись из дворянского рода времён Екатерины Великой. На это косвенно указывала и до сих пор шёлковая её кожа, всегда вызывавшая во мне волну тайной зависти – никто из нас, потомков, такой не унаследовал. И некоторые фотографии заявляли о том же. Особенно, где суровая дама в кринолине – её бабушка – восседала в роскошном кресле с веером в изящной руке.

В прихожей было довольно тесно, и блондинка предложила продолжить разговор в комнате. Но и в комнате оказалось тесновато. Все присутствующие расселись вдоль стен: кто на кровати примостился, кто на диване, кто на стуле. Молчание длилось недолго.

Верхоянского забрали. Всё рухнуло в один день. Первое, что бросилось Павлу в глаза, когда он пришёл к ним, были голые стены (чекисты посдирали все картины и фотографии – вероятно, искали тайник). Маша бродила по комнатам, как привидение. Она не плакала – но смотреть на неё было страшно.

Толкователей Библии интересовали прежде всего моральные аспекты событий. Автора этого беллетристического произведения привлекла криминальная сторона сюжета. Им были призваны профессиональные мастера сыска, каждый из которых вел собственное независимое расследование. Даны Библейские имена героям, и добавлены новые персонажи.

Оркестр играл сдержанно, умно, достойно, а солист поражал своим звуком. Вадим узнал Гилельса. Так звучал только он. Бетховен будто бы услышал размышления Вадима об итальянских загадках и парадоксах, а теперь ответил ему прямо языком простых истин, ясных чувств. И город становился обрамлением великого концерта, и музыка оказывалась неотделима от города. А еще зародилось не то пожелание, не то предчувствие…

Если вкратце, ещё два года назад я сидел дома и занимался сетевым дизайном, никого не трогал, и вдруг мне позвонил старый, университетских времён товарищ, и предложил авантюру. Эксперимент, кстати, тоже на государственном уровне, правда, оплачивается пристойно, по крайней мере, поменяв сферу деятельности, я остался в выигрыше. Грубо говоря, это что-то вроде службы психологической помощи, только перед тобой сидит не профессиональный психолог, а обычный человек, не сказать даже, чтобы великий эмпат, просто… Короче говоря, я и сам толком не понимаю, какими критериями они руководствуются при отборе нас, переговорщиков, как нас находят.

…Только бы добраться до родных берегов… Карты куда-то подевались, стрелка компаса бог весть что показывает. Не север и не юг, не восток и не запад… Вдали от земли родной – вот какое это направление.

Прежде, чем она успевает ответить, он уходит. Наверное, это к лучшему — она чуть не начала на него кричать. Она преподает здесь сорок лет, и никто никогда не вмешивался в темы уроков иврита. Это ее царство. Маленькое, но своё. Жалко, что она сразу, на месте, не напомнила ему о своей автономии. Чтобы не думал, что он может устанавливать тут свои законы…

Собрались гости, а Игорь Петрович задержался. Наконец, появляется и на рояль в столовой бросает десяток пачек с купюрами. Он только с киностудии, где получил гонорар за фильм. Что ни говорите — эффектный жест. Практически — инсталляция. Деньги высятся кучкой, но хозяин их не убирает.