Эссе

Я еврей. Воевал в пехоте. В апреле сорок пятого в Польше наша часть освободила небольшой концлагерь. Для нас, солдат, тот день оказался очень тяжелым. Не из-за боя. Его просто не было, так как охрана лагеря разбежалась, а от того, что мы увидели. Здесь не было ни бомбёжки, ни урагана, но кругом лежали трупы голых, очень истощённых людей — буквально кожа да кости.

Если отбросить многочисленные оценочные суждения в отношении предпосылок и причин случившегося, то неопровержимым остается факт: 26 июня президент Финляндии Рюти объявил по радио о состоянии войны с Советским Союзом и через три дня с финской стороны начались активные боевые действия. Ленинградские студенты даже предположить не могли, насколько большую роль это сыграет в их жизни.

Находясь между жизнью и смертью, спасаясь от гнева Шауля, Давид ведет себя в высшей степени благородно. Даже службу плиштим трудно ему поставить в вину (очень позаботился повествователь): во-первых, бежать ему некуда, а во-вторых, служа своему покровителю грабежом, он обманывал его, утверждая, что убивает и разоряет своих соплеменников, хотя убивал и грабил чужих.

Ответственная жизнь это та, что является ответом. В теологическом смысле это означает: Бог есть вопрос, на который наша жизнь является ответом. Первый вопрос Бога к человечеству был: «Где ты?» (Быт. 3:9). Этот вопрос и слышат те, кто усвоил этику ответственности. Вера есть форма слушания, и мы слышим в тишине своей души вопрос Бога: «Как ты воспользовался моим даром — даром жизни?»

Тема иудео-католического сближения, а точнее, иудео-христианского диалога, возникла в католической среде давно, в конце 1920-х годов, в русле этого движения, в частности, рассматривалось еврейство как пример иного этноса и веры, с которым необходимо налаживать контакт.

Все территории на Земле принадлежат каким-то государствам и обладают соответствующим государственным суверенитетом, иногда на суверенитет над одной и той же территорией претендуют даже два государства. Существует лишь два исключения из этого правила: Антарктида, которая в соответствии с международной конвенцией признана не принадлежащей ни одному государству, и Иудея и Самария. Других исключений нет.

Ксенофобия — явление скверное. Но чтобы с ней бороться, каждая из сторон должна прежде всего попытаться преодолеть свою собственную тенденцию демонизировать «антагониста». Я лично к демонизации совершенно не склонен — и именно поэтому решусь порассуждать о «наболевших» аспектах отношения светских израильтян (включая многих «русских») к ультраортодоксальному сектору.

Бен-Гурион был довольно умеренным социалистом, и в революционной России, по всей вероятности, был бы сочтен меньшевиком-эсдеком. Hо по воображению и железной целеустремленности он, возможно, мог бы поспорить и с В.И. Ленином, главным российским большевиком. Как, впрочем, и в полной бессовестности в выборе средств достижения власти.

К началу девятнадцатого века у евреев России не было фамилий, и пользовались они лишь именами и прозвищами. Еврейский комитет решил узаконить идею принятия фамилий в «Положении» 1804 года. С этого момента и стали появляться фамилии у евреев России. Многие фамилии образовались от женских имен на языке идиш. Моя девичья фамилия Стеркис произошла от древнееврейского женского имени Эстер.

Образ Фанни как женщины-жертвы никак не воспринимается, напротив, ясно выражен индивидуальный характер талантливой, выдающейся и целеустремлённой женщины. Женщины, которая сумела осуществить творческие задачи и устремления, не ущемляя себя в потребности любить, быть любимой и подарить жизнь ребёнку. Биография Фанни Гензель уникальна и заслуживает соответствующего к ней отношения.

Одним из центральных элементов текстов Стругацких в широком спектре от романов до пьесы являются их обращения к исторической травме и травматическому опыту, и в первую очередь, опыту Холокоста и памяти о нём. В то же время, в их письме отсутствуют те характеристики, которые в современной психологии и культурологии принято рассматривать в качестве индикаторов посттравматического: ослабленное или замутненное восприятие «я».

Рано утром, а зимой в Сибири это ещё кромешная тьма, по команде «Подъём!» они сыпались с нар, просыпаясь на ходу, впопыхах нередко совали ноги не в свои ботинки, на голову одевали будёновки за отсутствием зимних шапок и бегом на плац делать зарядку. После зарядки умывание ледяной водой. Вместо полотенца белая тряпица, которая у каждого в кармане. Чуть отогревались у «буржуек» и на завтрак.

Пятый курс вспоминается в основном тишиной «газетного» отдела «Публички» (очень не люблю работать в библиотеке, мне там всегда как-то «неудобно») и «ситцевыми балами». «Ситце­выми» назывались они потому, что в канун Московского фести­валя торговля вдруг «выбросила» нашим девчатам такие пре­лестные, такие многоцветные ситцы, что Университет, город, страна — всё разом повеселело!..

В один из дней после нашего возвращения в Ленинград к нам зашел Юра Аранович — на этот раз прощаться в последний раз. Он с гордостью показывал нам самолётный билет, американский доллар и … шрам у него на лбу: рассказал, что его пригласила к себе Фурцева и уговаривала остаться. Он твёрдо отказался, а, когда вечером гулял с собачкой около дома, получил от кого-то в темноте удар по лбу маленькой гирькой на ремешке.

Я несколько лет назад был на площади Тэвисток-сквер, видел Тэвисток-отель, в котором он жил. Тоже была для него очень познавательная поездка, многое понял о мире, что, впрочем, его большевистскую твердокаменность не разрушило. По возвращении он несколько раз в большой аудитории рассказывал о своих впечатлениях, в том числе и у нас в школе. Имел успех. Он, вообще, был великолепным рассказчиком и очень обаятельным человеком. Я уж старался не водить своих девушек домой, чтобы они не сменили ненароком прицел.