Воспоминания

Не только мы формируем речь — речь так же формирует нас. В этом волшебном клубочке все не столько запутано, сколько взаимосвязано. Надо ли объяснять: чтобы «красиво» заговорить, прежде следует научиться «красиво» думать; вообще — стать, сколько хватает сил, тонким, умным, красивым человеком.

Занятия прозой — ремесло отчаянное, проклятое, мучительное… и часто безрадостное. Вернее, есть, конечно, радость, когда роман закончен, и ты наводишь последний лоск на фразу и ставишь последний штрих в финале. Это да. Ну, и ещё момент, когда берёшь в руки только что изданную книгу… Всё остальное — тяжёлый труд, скука мучительных будней, однообразие бурлацкого расписания жизни.

После смерти Л.А. Растригина научная работа по теории и применениям случайного поиска на постсоветском пространстве фактически прекратилась. Однако, к счастью, при жизни Леонард Андреевич со своими учениками успел сделать главное — показал эффективность нового метода анализа и синтеза сложных технических и иных систем.

Одна из таких сердобольных знакомых почитательниц, сварив суп, позвала как-то на ужин к себе Владимира Алейникова и Евгения Рейна. Но западло поэтам хлебать щи на скатертях в теплой комнате. Подхватили тарелки с горячим и — прочь из подъезда на улицу. К кому пойдет поэт? Конечно к своему брату — на Тверской сквер.

Коляга был самый старший из нас, ему уже исполнилось тринадцать. Колягу слушались, безоговорочно признавая его превосходство. ― Вали, вали, чего сидишь ― повторил он. ― Тебе там мамочка, небось, курочку приготовила. Слово «курочку» он произнёс нарочито картаво, звучало как «кухочку». Все засмеялись. Когда Коляга острил, полагалось смеяться.

Света добилась самостоятельно очень многого: поступила в Бостонский университет стипендиатом, защитила диссертацию, стала полным профессором Гарвардского университета, написала несколько серьёзных монографий, пьесу, роман, серию рассказов. Её книги переведены на многие языки.

Женщины не с машинами. Уж лучше с пьяным, но живым. Одних мы любим за красоту, других — за силу, третьих — за ум, четвёртых — за увлечённость, пятых жалко, шестые нас жалеют. А ты — робот с числовым программным управлением. И ты хочешь быть похожим на людей. Чтобы людьми пользоваться.

Сдержанно обнялись, ветераны и великаны XX века; появилось угощение, и Лён тут же за высоким столиком принял меня в Академию Русского Стиха, коей он был президентом. Вдруг стать академиком, хотя и потешным, было забавно… И ничего, что какой-то молодой классик выхватил из-под носа блюдо с пирожками, — Генделев сумел удержать бутылку с коньяком.

Губанов слушал меня с таким напряжением страшным во всём его крепком теле и с таким вниманием острым на бледном его лице, с таким нутряным, наружу рвущимся, жгучим огнём в чернеющих непоправимо расширенными зрачками, как-то чутко и слишком пристально распахнутых на меня, из-под скомканной чёлки, глазах, что почему-то стало мне за него тревожно.

Помню, как меня поразил тогда этот узелок, который собирал Давид себе в дорогу. В доме полно сумок, удобных пакетов с ручками. Откуда, из каких дебрей сознания всплыл в его смутной памяти этот старорежимный узелок? Из фильмов военной поры? Из фразы «узелок на память»? Из мультфильма про ёжика в тумане?

...Во-первых, у него, единственного из наших коммуновских мужей, БЫЛО ОТЧЕСТВО: он был ИВАНОВИЧ (прямо как мой папа!). Во-вторых, он был НАЧАЛЬНИК (не знаю какой – но это все равно). В-третьих, он был ХОРВАТ (такого слова мы тогда еще не знали), военнопленный с Первой мировой войны, и у него были очень черные, очень густые и очень сердитые брови. И главное – вместо левой кисти у него был КРЮК! Как я его боялась! Не знаю, что было страшней: когда он надевал крюк – или когда он его отвинчивал!..

В раннем детстве Натали была в большой дружбе со своим кузеном, Александром Николаевичем Пушкиным. Она рассказывала мне, что семья кузена покинула Россию, когда ему было десять лет. Они стали жить в Бельгии, и как только скончался «вождь народов» Сталин, Наталия Сергеевна возобновила с кузеном переписку, которая продолжалась, пока Александр Николаевич был жив. Она всегда стремилась узнать о судьбах своих родственниках, разметанных по всему миру трагическими событиями в России. И вот, в последние годы ее жизни судьба оказалась благосклонна к ней и подарила несколько лет настоящего родственного общения. Однажды к ней в гости пришел ее давний знакомый С.М. Некрасов, директор Всероссийского музея А.С. Пушкина, что в Санкт-Петербурге. С ним вместе была красивая элегантная женщина, которая оказалась праправнучкой А.С. Пушкина графиней Клотильдой фон Ринтелен, живущей в Германии...

In the early 1950s, we lived in a communal apartment on Spiridonovka Street in central Moscow. Back then, it was called Alexey Tolstoy Street (no, not after the author of "The Silver Prince" but after the one who wrote "Peter the First" and "The Road to Calvary"). We had two rooms...

Героизм, не противоречащий доброй нравственности, мало трогает людей: только героизм, который разрушает нравственность, вызывает в людях и удивление, и восторг.

«Как прожить без боли, я не знаю. / Сердце я не пробовал беречь. / Вот — ступает Родина по краю. / Вот — Родная пропадает Речь. / Журавли опять же… Или в мае — / Робкие, из первых, соловьи… / Или та, как рана ножевая, / Память о потерянной любви…»