Воспоминания

Но шел 1918 год, и в актовом зале проводились не только школьные вечера, но и городские собрания и митинги. Старшеклассники выбрали учком. Занятия шли ещё регулярно, но дисциплина рушилась на глазах, кокарды с фуражек поснимали.

Еще в 1946 году секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Кузнецов распорядился проверить национальный состав в ведущих научно-исследовательских институтах АН СССР. По результатам проверки, представленным 31 октября 1946 года, из 110 заведующих лабораториями 30 были евреями, из 765 научных сотрудников было 208 евреев, из 80 аспирантов 60 были евреями.

Жена проскуровского полицмейстера исполняла обязанности председателя местного Красного Креста. Генфер сделал ловкий ход: он внёс сторублёвое пожертвование в пользу Красного Креста и пригласил полицмейстера с супругой в театр на премьеру пьесы Аншеля Шора «Человеком надо быть». Высокие гости посетили спектакль. Отсидели одно действие, поблагодарили и покинули театр.

Помимо певцов, были в Одессе и актёры, принадлежавшие к древнейшему виду театра — кукольники. В истории еврейского театра упоминания о них практически не приводятся. А между тем, открытый в Одессе в 1928 году музей еврейской культуры в числе прочих экспонатов демонстрировал персонажи еврейского театра кукол!

Многие годы мелодии, написанные или обработанные композитором Исааком Натаном, оставались скорее литературным, а не музыкальным фактом. К счастью, мы живем в мире, полном не только ужасов, но и приятных сенсаций и открытий. Музыка Исаака Натана зазвучала снова! Разумеется, в волшебном интернете!

«Все умрут, ученые и неучи; / Горевать о том — напрасный труд. / Может, вовсе жить на свете незачем, / Если все когда-нибудь умрут. / Все уйдут тропой неотвратимою, / Ветхие дома пойдут на слом. / Но пока на свете есть любимые, / Мы еще, пожалуй, поживем…»

«Никому я зла не делывал; / Пусть неважны, пусть плохи, / Знай себе, весь день отделывал Да заканчивал стихи. / В них пытался я пошучивать, / А концы их, пусть грешно, / Так старался я закручивать, / Чтобы было всем смешно. / Лёгким слогом, без мучения, / Рисовал я всё подряд / Наши с Дуней приключения; / Перед вами — результат…»

«Тебе, король моих снов, / Вылью своё сердце в длинном монологе. / Вдаль посылаю своё послание сегодня. / Так сильно воспылала любовью я к тебе, / Ты моя звезда звёзд…»

«Пути змеи всегда замысловаты. / — Скажи, змея, откуда яд взяла ты? / — Из той сумы с несметными дарами, / Когда Творец открыл ее пред нами. / — Но почему, отвергнув всё подряд, / Не блага ты взяла себе, а яд? / — Боялась я, дар выбирая тот, / Что человек себе его возьмет...»

«На опушке сосняка — плотная в супеси выбитая тропка, выбеленная солнышком, по бокам кудрявится матово лебеда, а рядом та самая дорога, уходящая в подлесок, с заезженной на колеях, хилой травой, вызывает, подымая со дна души, какую-то тайну, недоступное воспоминание. Так и хочется похлопать ладонью примятую колею эту с сосновыми иголками и натрушившейся корой; похлопать по горбу, как спину, которая перенесла столько загадочных, пропавших, будто их и не было, людей — шорохов, слов, колесных скрипов… Почему? Почему всё здесь, как Слово — объемное, предметно-живое — и что-то таит, как закрытый ларец — но запретный. О таком в сказках говорится: не открывай его, или — если откроешь, унесет твоего милого друга за тридевять земель…»

«Он начинает напрягать слух, всматриваться, вдумываться. Нет, не зря читал он когда-то таинственные книги — неблагонамеренные, запретные, гибельные, со смертельно опасными мыслями… оказывается, эти книги говорили правду. Они, эти сожженные по наущению врага книги, рассказывали о враге, о его повадках и слабых местах. И, значит, несли подлинное знание. Но почему именно он, один он вдруг встревожился и задумался? Или это не так — и где-то рядом есть еще и другие избранники?..»

«Только ошиблась я... Просто не могла не ошибиться, потому что ни один математический гений не смог бы рассчитать нашу точку встречи с немцем. Наудачу мы смерть свою искали, и перед самым носом фашиста наш самолетик из облака вынырнул. Не мы его, а он нас таранил: осколки нашего “хвоста” в одну сторону брызнули, пропеллер от “мессера” — в другую. В грудь ударило так — только искры перед глазами сверкнули, а потом погасли искры... Как в бездне погасли…»

«Коровы сизо стояли в реке. Простор тёплым боком осязал их. Было легко и светло. Речное благодушие гуляло тихо и спокойно, соревнуясь с ветром, гнувшим ивы, и пуская рябь в своё довольство воздушным порывом. И крыло чайки ласкало его. Синий миг удальства застилал всё вокруг дыханием лугов и безотчётной дали. Время словно исчезло от действия небес. Изгибался берег красной глиной с белёсым оттеночным звучанием, желанием пряным и опрятным в своём искании правды сего мира…»

Письма рассказывают, о чем человек думал, когда шел на войну, находился на передовой, готовился к атаке, участвовал в бою, а когда бой затих, то остывающим краешком сознания успевал подумать, что остался жив. Письма представляли собой общение близких людей, которые делились сокровенным, заботами и радостями, передавали свои мысли, чувства, эмоции, надежды.

Уже в 1938 году службы СС разработали отличительные знаки для евреев как способ, «который облегчает многие другие вещи». В сентябре 1941 года «Звезда Давида» была введена по всей империи.