Воспоминания

Судьба Антона Рубинштейна совмещает огромный успех его значимости в истории музыки и глубокую драму его национальной принадлежности. Композитор делится в одной из своих работ, — для русских я немец, для немцев русский, для христиан еврей, для евреев христианин, для вагнерианцев он классик, для классиков вагнерианец и так далее.

У христиан Мессия уже приходил, и это был Иисус Христос. Но так как обещанного мира, безгрешности нет и несправедливостей в мире не убыло, то они ожидают его «Второго пришествия», когда все обещанное, и обещанное кстати только евреям, сбудется.

Художники одиноки, как горные вершины, видимые издалека над серыми долинами, над плоской массой обывателей. А то, что они видят друг друга и в звездной темноте и под сияющим солнцем, только подчеркивает факт индивидуальной исключительности.

Многие из лиц, упомянутых в статье, если не были расстреляны, то закончили свои дни в тюрьмах или лагерях НКВД. Макс Людвигович Левин не стал исключением. Судьба его воистину сложилась из огня да в полымя.

Потом я узнал, что далеко не все решались тогда уехать из Киева, даже те, у кого была такая возможность, даже те (и таких было немало), кто мог захватить все имущество вплоть до мебели и роялей в специально предоставленном товарном вагоне. Немцы были уже совсем близко, а кое-кто все еще не верил сообщениям о преследованиях евреев и зверствах.

Так как предыдущий хозяин заведения, видимо, в приступе белой горячки покрыл два этажа ресторана приклеенными к полу коврами, то помимо мытья полов за мной была обязанность всю эту засаленную роскошь пылесосить. Пылесос был в мой рост и ревел, как “Боинг” на взлете.

Для этого накануне, т.е 12/I мы с Верой привезли на санках гроб с Вас. Острова на Мытнинскую. Переночевали у С.А. в 6 утра покушали. Завернули Мотю в чистую простыню, положили в гроб, стащили с 4 этажа вниз, впряглись в санки и вдвоём с моей черноглазой повезли по Шлиссельб. шоссе.

Еще три года назад я никак не мог найти работу, и вот теперь мною дорожат, и я даже могу ставить свои условия. Я посоветовался с несколькими друзьями. Приговор был единогласным: работа в Мемориал госпитале, известном своими классными специалистами, в том числе и патологоанатами — замечательная возможность, упускать которую нельзя.

Американским людям всегда рассказывают власти и медиа, интеллектуалы и различные лидеры, что движение Кинга не было насильственным и что расисты убили его. Но почему-то очень редко, а чаще всего никогда не упоминается исход белых. Лично я никогда об этом не слышал.

Оправданием эмиграции озабочены, конечно, сами эмигранты. Оправдания эти в разные годы разные. Сейчас они, как правило, ориентированы не на «верх» ― на «низ» человека. Уже никто не только не скажет ― даже не подумает: «Мы не в изгнании, мы в послании».

Для Максима Шраера, эмигрировавшего в США молодым человеком и сохранившего родной язык (при этом он принадлежит к редкой породе двуязычных авторов), органично и естественно писать о том, что он видел и прочувствовал, не обряжая своих героев в чуждые им маски, не скрывая их национальную идентичность.

Среди историков науки и биографов Гейзенберга нет согласия по такому простому вопросу: когда Гейзенберг передал свою эпохальную статью о «соотношении неопределенностей» в редакцию журнала «Zeitschrift für Physik» – до того, как все противоречия между ним и Бором были улажены, или после.

Мне представляется, что причина неприсуждения Е.К. Завойскому нобелевской премии была не одна. Это был целый клубок, скрученный из множества больших и мелких, объективных и чисто субъективных обстоятельств. И чтобы попытаться понять, в чём же было дело, не имея под рукой практически никаких официальных документов, а только журнальные публикации и книги, надо рассмотреть, по крайней мере, две стороны в механизме присуждении премии.

Для самого Шагала ритуальность «коробочного сбора» (внутриобщинного хасидского подаяния) имела глубокую внутреннюю значительность. Он понимал, что духовные раввины, имевшие в религиозных еврейских массах значительный авторитет, не имели официального статуса у власти и посему существовали лишь из средств негласного «коробочного сбора».

Пятая экспедиция все-таки достигла Калифорнии, но это им дорого обошлось. Погибла третья часть путешественников. 48 дней из 50 они провели в седлах. Питались в основном лошадьми и дикообразами, а случалось, что по двое суток люди не имели никакой пищи вообще. От голодной смерти и мороза их спасли мормоны, на поселение которых они случайно наткнулись.