Воспоминания

В 2003 М. Бялик, выйдя на пенсию, переехал с семьей в Германию и выбрал для постоянного жительства вольный ганзейский город Гамбург. Он бывал здесь и раньше, навещая старшего приятеля, барона Ганса Юргена фон Вебера, праправнука великого композитора и основателя, а позднее почетного президента Международного Веберовского общества.

[Польское] правительство приняло закон, по которому будут наказываться те, кто пользуются фразой «Лагеря смерти в Польше»… Историк Принстонского университета Ян Томаш Гросс, который писал… что поляки во время Второй мировой войны убили больше евреев, чем немцев, — был допрошен [польским государственным] прокурором по обвинению в «оскорблении нации».

Я уже давно заметил, что белые интеллектуалы, выступающие за палестинцев, всегда сторонники «здоровой пищи» и принципиальные противники пирожных с кремом. Тот же, кто любит Израиль, не имеет никаких принципов и ест всё подряд.

Отсутствие названия Америка на более поздних картах Вальдземюллера часто приводят как доказательство его ошибки. Однако мне не встречалось объяснений, почему имя Веспуччи было просто убрано с карты, а не заменено на имя Колумба. А между тем отсутствие имени Колумба в названии нового континента на более поздних картах Вальдземюллера может пролить свет на причины ошибки Вальдземюллера, на то, что побудило назвать новый континент именем Веспуччи, а не Колумба.

Пожалуй, именно Галину Щербакову можно назвать самой женственной современной писательницей. И дело не в том, что она пишет о женщинах — женщина как раз излюбленный объект наблюдений авторов любого пола, — а в том, что пишет о любви. Притом не о любви просто, а о Любви, как о смысле жизни.

«И пускай ко мне слетятся / стайки певчие подруг. / Эти птицы не боятся / холодов, мороза, вьюг. / Пусть влетят в грудную клетку, / чтобы сердце расклевать. / Приглашаю их на ветку — / петь, чирикать, ночевать…»

«А на улице вешние воды. / Я живу! Я как будто расту! / Упиваюсь недолгой свободой — / От работы до дома иду. / Дома ждёт меня та же рутина. / В худшем случае — даже война. / Хоть на час от привычной картины / Я свободна, как эта весна…»

«Бывает, что всё не так: / окрестность — глухой тупик, / в душе — непроглядный мрак, / раскис, растерялся, сник. / Осталось собрать рюкзак, / решимости наскрести, / отправиться на вокзал, / былому шепнув: “Прости”…»

«Хариус — рыба очень бойкая. Его нельзя тянуть по воде, как, например, покорного, неповоротливого леща. Первое, как меня учили взрослые, его надо выдернуть из воды. Иначе — уйдет. А если хариус сорвется, упадет у самых ног, пусть воды будет на два пальца — тоже ускачет, упрыгает в русло. Человек по Тарыну не мог плыть против течения, хоть своими силами, хоть на лодке. Преодолеть эту страшную быстрину было можно лишь на глиссере — лодке с авиационным двигателем и воздушным винтом. Нечто вроде самолета, плавающего по реке. А хариус преодолевал смертельную для человека быстрину с помощью одних плавников. В половодье главное русло Тарына страшно кипело, несло коряги, ворочало неподъемные валуны по дну…»

«А за окном гудит одна из самых напряженных магистралей Москвы, в комнате тепло и тихо. А еще говорят — загазованность, а еще говорят — шум, а еще говорят — надо жить на природе и нельзя работать на износ. Многое говорят, и правильно делают, что говорят, а там Господь сам рассудит…»

Шрёдингер, начиная с первой статьи о волновой механике, подчеркивал свои принципиальные расхождения с авторами механики матричной. Если они во главу угла ставят дискретные квантовые скачки, то его задача – показать, что все в природе непрерывно, и принципиального отличия с классической физикой в квантовом мире нет. Он верил, что его теория вернет квантовой физике наглядность физики классической.

Широта познаний Льва Соломоновича была поразительна. В тридцатые годы (до ареста в 1937 году) он был аспирантом знаменитого академика — берегового адмирала и кораблестроителя Алексея Николаевича Крылова. Лев Соломонович написал работу на тему «Принцип Гамильтона и его приложения». Она была издана отдельной книгой. Одним из оппонентов на защите диссертации был будущий Президент Академии Наук СССР Сергей Иванович Вавилов.

Но, пожалуй, никто, даже самые проницательные профессионалы, даже его учителя и учитель учителей не предполагали, что на наших глазах родился великий пианист второй половины XX — первой половины XXI века.

Высочайший уровень подготовки в Московской консерватории порождал и сильную внутреннюю конкуренцию. Кроме того, молодые советские музыканты не могли поехать на какой-либо международный конкурс просто так, по собственному желанию и выбору, как делали это их коллеги во всем мире. Они имели право участвовать лишь в тех конкурсах, на которые их выпускало государство, и только со специальной рекомендацией.

Между словесными эскападами Ленина о верности идеалам коммунизма и практикой большевизма пролегла пропасть. Вместо равенства и братства вдруг пришел «военный коммунизм». Интеллигенцию не просто ущемили в правах, отнеся к якобы непролетарской и потому враждебной части общества, против нее большевики развернули террор.