Воспоминания

Мастеровитость Недова была поистине удивительной. Он умел делать гравюры, варить особую бумагу, плавить металл, по заказу местного начальства изготовлял дверные ручки, как в Версальском дворце. Золотые руки. За помощью к нему (к примеру, сделать отливку в металле) нередко обращались признанные скульпторы, члены Союза художников, и были рады, когда он находил способ помочь.

Саша был не тусовочный человек, говоря нынешним языком, а компанейским, поэтому он и его новая жена Наталья Чепрасова любили большие семейные сборища. Говоря спортивным языком, это сплачивало команду. Сама Наталья ради такой яркой жизни бросила своего скучного бельгийского мужа-миллионера и ввязалась в Сашины авантюры.

С этого времени у нас началась и в рабочем плане полноценная совместная жизнь в одной лаборатории. Мы были редкой супружеской парой, проводившей вместе 24 часа в сутки на протяжении более 30 лет без единого перерыва.

В коктебельском мире она была — Мусей, так звал её Волошин, и волошинские акварели, именно с таким обращением к ней в дарственных надписях, висели на стенах в её доме, — тогда как её старинная подруга, вдова Волошина, Мария Степановна, была — Марусей.

С парнями всё было ясно. Ясно было, что они решили «склеить» доверчивых советских девушек, рассчитывая на то, что сквозь «железный занавес» не проникает никакая информация с Запада и проверить их небылицы не получится.

Ну вот, скоро зажжется желтой мимозой электрическая лампочка на длинном шнуре, и тени буковок, учась плавать без спасательного круга, утонут в белом безмолвии листа. Я спасу их, я вытащу их на свет из бездны немоты. Я дам им имена, как когда-то Адам давал имена птицам, рыбам, животным. Переводные картинки я переведу на язык людей, а позже занесу их в словарь поэзии.

Квинтэссенцией общественной деятельности Анатолия Якобсона, члена Инициативной группы по защите прав человека в СССР и редактора неподцензурной «Хроники текущих событий», было активное нравственное ненасильственное сопротивление советскому режиму — «обыкновенному социализму».

Если чеховский злоумышленник откручивал гайки от железнодорожных рельсов, то пехотинцы откусывали куски провода от действующей телефонной линии, оставляя воинские подразделения без связи и заставляя связистов лишний раз выходить на поиски порывов. Я думаю, что чеховский герой причинил вреда на много порядков меньше, чем наши пехотинцы, откусывая куски линии связи.

Продолжение еврейской жизни после Холокоста само по себе является свидетельством того, что Завет сохраняется и что голос Бога продолжает звучать, пусть не прямо и неясно для современных наследников тех, кто стоял на Синае.

«Порой, — говорит Мааян-Ривка, — камень — безгласный свидетель, порой — обретает голос и приносит весть из далёкого прошлого. Всё зависит от того, что ведёт тебя в этом поиске. Выходишь ли ты в путь с Танахом в руках, как выходил в путь Игаль Ядин и археологи Иерусалимского университета, или ты заявляешь: Танах нам не указ».

Один-два раза в год они устраивали грандиозный обед, собирая всех родственников. К такому обеду они готовились долго и тщательно. В их комнатке можно было только сесть вокруг стола, и встать было уже не легко. А обед был длинный, и полагалось съесть каждую перемену.

Немцы двигаются вместе, гуляют вместе, празднуют вместе, действуют вместе и думают вместе. Даже в мире медиа, которые скорее всего одни из самых развитых в германском обществе. У них есть конференции, где они думают вместе. Мне кажется, что национальным символом Германии должна быть овца, а не орел. Я никого не хочу унизить — овца замечательное животное.

Многие «деревенщики» были антисемитами, вели откровенные разговоры на эту тему и не стеснялись в присутствии Елизара Юрьевича это обсуждать. Вот в это время и стал он собирать воедино то, что, по его мнению, свидетельствовало о возникновении некой организации фашистского толка.

Считается, что государственный антисемитизм прекратился в СССР в 1988 году, но его проявления на других уровнях не прекратились. При выходе из метро «Профсоюзная» в Москве появлялись листовки злобного антисемитского содержания.

Всем понятно, что единственный охранник в будочке при въезде в город не задержит и не остановит многотысячную арабскую свору, вооруженную топорами, ножами и железными ломами. Армия и полиция бездействует ― конфиденциально сообщают, что запрещено давать арабам «повод» для нападения… и потому они включатся в оборону только в «самом крайнем» случае.