Воспоминания

«Из трапезной храма подкармливают бомжей. Повариха выносит им на улицу кастрюлю с супом. Минута — суп проглочен. С пустой посудиной в руках стучится в двери пьяненькая пожилая бомжиха, говорит деловито: — Второе, пожалуйста!.. И десерт!»

«Здесь мы прожили двое суток. Пока уполномоченные покупали лес и оформляли документы, я выпросил лошадей и привёз из леса бабушке воз дров на топку, чтобы девчонкам не пришлось зимой самим ходить в лес. Теперь, конечно, им всё равно было легче. Девчата работали, у них была возможность заплатить за привоз дров. Хата была хорошая, тёплая, дров им должно было хватить на всю зиму даже с лихвой. С продуктами теперь было хорошо. Я из дому тоже кое-каких продуктов им привёз — из тех, что мне выдали на трудодень. На третий день мы купили сена лошадям в дорогу, я попрощался с бабушкой и девчатами, и мы уехали домой. После этого я не видел бабушку до 1954 года…»

«Литературный критик сегодня проиграет, если будет сидеть и ждать читателя. Он должен сам идти к нему, т.е. встречаться, увлекать, заинтересовывать его — и критикой, и литературой…»

«Искать мудрость необходимо, прежде всего, не во внешней среде, ибо если внутренний мир наш пуст, а все заботы связаны с достижением сугубо земных благ, то понимания того, что есть истина и мудрость, мы не достигнем. Почаще обращайтесь к Евангелию, именно в Его глубочайшей простоте скрыты возможности верной оценки и изучаемых систем, и того, что происходит в личной жизни…»

«Будьте готовы к битью. Ибо литература — это неблагодарный, каторжный труд на износ. Это безденежье и рушащиеся семьи. Это указательные пальцы у висков ваших многочисленных недругов. И это крайне редкие удачи. Но зато, если удачи есть — это великое счастье!»

«Появилось в последнее время такое обозначение — “православная проза”. Осмысление и описание увиденного в жизни с точки зрения православного человека. Присутствует здесь еще более узкое направление — “иерейская проза” или “проза священников”. Есть, можно сказать, свои “лидеры”: протоиереи Николай Агафонов и Ярослав Шипов. Пишут конкретно, без приукрас и придурашливых воздыханий о жизни воцерковленных людей или тех, кто только еще на пути к Богу, не льют елей и розовую водичку. Стараюсь быть в этом ряду со своей прозой…»

Долг всех людей, всех нас, живущих в мирной и независимой Беларуси, отдать дань благодарности и признания человеку, который, не делая различий по национальному признаку и вероисповеданию, рискуя собственной жизнью, сохранил чужую жизнь.

И вот Туроки в один прекрасный день получают телеграмму: "Еду домой Сара Турок". Помню, что на этом месте всегда рассказ тёти Нины прерывался рыданиями счастья, и все плакали вместе с ней.

Сёмины слова прозвучали богохульством в армейском храме лояльности и порядка.— Не сметь! — топнул лейтенант. — Уклонистов и дезертиров постигнет страшная кара! — Господня? — Хуже — армейская!

Массовые аресты бундовцев привели к тому, что оставшиеся на свободе участники движения в спешном порядке устремились в эмиграцию, и уже в декабре 1898 года возник «Заграничный комитет», который стал служить представителем Бунда в международном социалистическом рабочем движении.

Конечно, на высоких партийных и правительственных постах, начиная с секретарей обкомов, евреев я в жизни не встречал. Знаменитый Андропов не в счет. Это исключение, которое подтвердило правило. Только однажды я встретил в Риге после 1970 года одного пенсионера — бывшего секретаря обкома из Биробиджана.

Давным-давно в далекой пустыне у подножия горы Синай Бог открыл небольшому народу, состоящему из беспокойных упрямых людей, ничем особенно не отличившемуся от других народов, Свой алгоритм. Он был назван Торой, и этот алгоритм превратил их в самый стойкий, уникальный в истории, побеждающий судьбу, замечательный народ.

Мой дедушка был в концлагере, и когда бабушка говорила об этом, она понижала голос, тaк как боялась, что соседи, бывшие нацисты, её услышат. Слава Богу ЭТО Германия изжила. Эти люди уже мертвы.

Папа очень заботился о моём развитии. Выписывал детские журналы «Чиж и Ёж», «Мурзилку», приносил книги, игры. Помню, чтобы научить меня различать цветовые оттенки, он соорудил маленький по формату, но довольно толстый блокнот из цветных листов бумаги. Тогда же он научил меня читать на идиш.

Франц Лист, как и Рихард Вагнер — автор множества злобных антисемитских высказываний. Чайковскому бы процитировать Листу свои письма из Каменки, а тому, в свою очередь, известные места из переписки с Вагнером — глядишь, и открылись бы друг другу две родственные души.