Воспоминания

«Из века в век пытливая человеческая мысль изобретает всё новые и новые алгоритмы истребления людей. Мы то и дело оказываемся на грани самоуничтожения: кризисы, наподобие Карибского, в мои времена множатся и множатся. И всё это заставляет задуматься о смертельной опасности, о пагубности самого вектора человеческого существования…»

«Жара стояла такая, что мне невыносимо хотелось искупаться. Я подъехал к Ване и слез с лошади. Он был совсем худой, кожа да кости. Увидел меня — и от радости засмеялся, а кожа у него на личике была как у старичка. Я спросил у него: “Ваня, ты хочешь кукурузы жареной?”. И он радостно закивал головой. Мачеха своих детей кормила хорошо, они были не в пример Ване упитанные и ухоженные. Зинка с Николаем голода не знали, да ещё и постоянно Ваню обижали. Я насыпал ему в карман кукурузы и строго-настрого наказал никому об этом не рассказывать, а есть так, чтоб никто не видел. Сел на лошадь и поехал в поле, а Ваня пошёл дальше от дома…»

«Появится автор или даже отдельная вещь, которая взорвет страну. Этим потрясением возродится литературный процесс. О формах его воплощения судить не берусь, но сетевые забавы сменятся настоящим. Это неизбежно. И русская литература с нашим, не западным каноном предъявит миру эталонные образцы и установит планку…»

Так как же оценить достоверность чьих-то воспоминаний? Как увидеть в них вольные или невольные ошибки памяти? Простой рецепт уже дан: нужно самому вжиться в описываемые события так, будто ты в них участвуешь, стоишь на балконе у Понтия Пилата или бродишь в фойе аудитории, в которой скоро будет выступать Эйнштейн.

Надо было быть человеком с блестящей научной интуицией и, конечно, очень эмоциональным, чтобы в то далекое время написать такую работу, которую написал Михаил Александрович Леонтович.

Градштейн, вроде бы, первым начал заниматься дифференциальными уравнениями с малым параметром при старшей производной. А потом эта тематика понравилась Тихонову. И Градштейн где-то высказался, что, мол, Тихонов публикует то, что у меня уже было сделано.

В общем, достоевской скороговорочкой изложена правильная история абсолютно дезориентированного в культурном пространстве позднего советского интеллигента и обозначен финал "толстых" журналов. Их превращение в "Жуйстер". Если Вы такую жуйню печатаете, то кто ж Вас будет читать?

Вклад Голдовского в понимание оперы в США был огромным. Трудно назвать другого музыканта, который бы сделал больше, чем Голдовский, для популяризации этого жанра. По словам Милнса, он был «одним из наиболее значительных популяризаторов оперы в наше время».

Мой дедушка, которому нужно было зарабатывать деньги, зачастую превращался в композитора-«негра» и писал музыку за других композиторов, включая, например, и основоположника узбекской музыки Мухтара Ашрафи. А с композитором Анатолием Новиковым дедушка писал песни в официальном содружестве.

Периферия — это совокупность отдельных несамодостаточных мест, связанных исключительно с центром. В пространстве периферии решают свои задачи иные внешние территории (Центр), эти задачи никак несоотнесены с самой периферией; периферия живет не для себя. «Бублик» как внутренняя периферия — внутренняя колония Москвы!

Галина по профессии журналист, училась в Ленинградском университете. Она в среде так называемой творческой интеллигенции Ленинграда была заметным человеком, автором пьес и мюзиклов, эстрадных миниатюр и сценариев, стихов и песен.

Шатров не просто жил как все люди — ел, пил, спал, чем-то интересовался, что-то любил или не любил и тому подобное, Шатров — был избран. И он это хорошо знал. Шатров — ведал.

Стахович купался в удовольствии, посещая репетиции «Месяца в деревне». Новая методология Станиславского, однако, совсем не интересовала его. Он видел в ней продукт умозрений и интеллекта, сковывавших, с его точки зрения, гениальную творческую фантазию Станиславского. Тут и крылись причины прогрессировавшего охлаждения Станиславского по отношению к Стаховичу и последовавшего их расхождения.

Когда Шпайер заняла наполеоновская армия, Наполеон было распорядился снести храм. От разрушения собор спасло заступничество церковных властей, что не помешало французским солдатам использовать здание в качестве конюшни и склада — дело, впрочем, для бывшего совчеловека знакомое.

Во всех сёлах висели объявления: тем, кто укрывает «жидов», угрожали расстрелом всей семьи. Долго находиться на одном месте было опасно. Рядом с Найманами проживало много соседей, которые могли заметить постороннего человека. Соня Шуберт пошла в правобережную часть села Гульск, к Полине Куриленко, которую знала по совместной учёбе в Гульской школе. Днём она пряталась под кроватью, а ночью выходила из укрытия.