Воспоминания

«Да, для многих коллег по творческому цеху, к сожалению, он был другим — непонятным. Например, за насмешку над классической поэзией он мог расстаться с товарищем…»

«О нём ещё при жизни на факультете ходили легенды. Так называемые студенты-рабфаковцы, прошедшие армию и побывавшие в различных переделках, уважали графа за то, что он, по их собственным донесениям, “не пил водку Великим постом”. Многим из них само понятие “Великий пост” становилось знакомым благодаря этому занятному факту из личной биографии академика…»

«Вернувшись на набережную, я еще долго сижу там с мамой и сестрой, потом возвращаемся в отель. На следующее утро едем в дальние горные города, покупаем там открытки, любуемся горами и небом, дышим Италией. Кто знает, удастся ли нам вновь побывать здесь? Запоминаем все. Возвращаемся поздно…»

«До некоторого времени стихотворчество было моим хобби. Но, как я уже говорила, стихи не спрашивают у нас разрешения. В какой-то момент я поняла, что сочинительство — это самостоятельная жизненная плоскость, которой нельзя распоряжаться по своему усмотрению…»

«Всегда считал, что человек пишет, когда хочет разобраться в себе, в жизни вокруг себя или подвести какие-то жизненные итоги. А вообще, вокруг нас ежеминутно, ежесекундно происходит столько трагедий, комедий, драм, что достаточно просто записывать…»

«Современному читателю нравится “движуха”, а что вокруг неё: воздух, природа, время года, дня, каковы сами люди, их характеры, причины их поступков — сводятся к неким объектам, обозначенным схематично. Популярной литературе не хватает замедленности и раздумчивости…»

Сознание странное... И к ужасам пассивно готовы, и созерцательное чувство вины есть. Активного покаяния нет. Пожалеют зэков, и сразу о квартирах на материке. Этически невменяемы. Боюсь, что музей своей норильлаговской экспозицией выполняет функции «покаянного камня».

Сталин принял в Эмиле Гилельсе беспрецедентное участие. Ему, великому интригану, вычислить по какой причине Нейгауз проигнорировал Гилельса, было просто. Генрих Густавович мог ожидать для себя осложнений. Именно в те годы разговоры о вредительстве не прекращались ни на секунду.

В пыточной из Ольги Фёдоровны окончательно выбьют материнство. Кулаками, сапогами по животу... Выкидыш, и окончательный диагноз: «Детей иметь не сможете».

Шефнероведы обычно относят его творчество к линии русской поэтической традиции, идущей от Баратынского к Заболоцкому. Не случайно в своих воспоминаниях Шефнер с особой теплотой пишет о Заболоцком — поэте, пожалуй, наиболее близком ему по духу.

Губанов — поэт мистический, отрицать это невозможно. И — поэт очень русский. То древнейшее, ведическое, что было у него в крови, порой смутно, порой отчётливее осознаваемое, но врождённое, диктующее образ и строй, постоянно прорывалось наружу, соединяясь с другими, усвоенными им в процессе духовного развития, традициями, в первую очередь с православной верой.

Кто был Вивьен в бóльшей степени: актер, режиссер, педагог, дипломат, организатор? Всего было в избытке, но все это подавлялось его мощной и самобытной личностью, ей подчинялось. Все, что он делал на сцене, в институте, в режиссерском кабинете, в жизни, определялось особенностями его характера, его натуры.

И вот эта встреча Нового года спасла мне жизнь, и, думаю, еще некоторым. А Коля и его сестра умерли. Мать выжила, отец пришел с фронта живой. Они потом часто подходили ко мне, гладили и плакали, а я до сих пор чувствую себя как бы виноватым.

Известно, что обилие случаев, записанных черными красками, смазывают каждый случай отдельно. Но ведь из случаев складывается целое. Из отдельных. Статистика вычёркивает суть. Для анализа крови не нужна вся кровь. Исторической случайности не бывает. Лагерь после убийства детей жил на последнем дыхании.

Для понимания ситуации надо знать, что в общинах Восточной Европы существовало чёткое разделение на «нéмеров» («берущих») и «гéберов» («дающих»). Ещё в «Киевском письме» — рекомендательном послании Х века — специально подчёркнуто, что рекомендуемый был из дающих, а не берущих.