Воспоминания

И прошло детство. И прошла юность. Наш скрипач — возмужал. А жизнь бежит, подобно горному потоку. И вот уже седина на висках. А на скрипке — всё меньше струн. Незаметно подкрадывается старость. И наш скрипач, наш мальчик — с седой бородой. И скрипка — без струн.

Есть старый анекдот. На передаче "Твой IQ" на вопрос: "что лишнее среди слов: морковка, лук, картошка, Lexus?" маленький Моня ответил: "морковка, лук, картошка". Так вот, это — про «Талпиот».

В Квартире жили известные литературоведы — Раиса Давыдовна Орлова (Светкина мама) и Лев Зиновьевич Копелев (муж Р.Д.). Это была большая семья с многочисленными детьми с обеих сторон из разных браков, с другими близкими родственниками, жившими по близости или не очень, а также многочисленные друзья, часто бывавшие в Квартире.

«Борьба с евреем — это не борьба с евреем, но с каждым, кого догадал черт родиться в этой стране с умом и талантом. Борьба с евреем — это борьба с Россией, с той духовной, небесной, как хотите зовите, родиной, без которой не могут наши русско-еврейские души существовать ни в одной точке земного пространства…»

Выйдя на улицу, я всё ещё не мог поверить всему, что случилось со мной за этот день. Не нужный своей стране, отвергнутый Израилем и желанный для всего остального цивилизованного мира. Неужели это всё наяву?!

Оказалось, число врачебных ошибок в США приближается к 1 миллиону случаев в год и служит причиной гибели более 98 тысяч пациентов. За последние два года каждый третий пациент, обратившийся за помощью к американским врачам, сталкивался с тем, что ему назначали неверное лечение, выписывали ненужные лекарства и не вовремя производили анализы.

Давно известно: врач — это очень еврейская профессия. И следует признать, что практически вся система здравоохранения в Киргизии родилась, выросла и получила развитие главным образом благодаря усилиям, знаниям, таланту еврейских врачей, профессоров, организаторов здравоохранения. И это не преувеличение!

С предисловием Ст. Айдиняна

«И мы ломанулись к Марье Павловне, как обезвоженные путники к колодцу. Мы не могли дождаться перемены, чтобы подойти к ней, чтобы побыть с ней, подержать в руках край ее кофточки, посмотреть в ее чудные украинские очи, чтобы сказать ей что-нибудь (наверняка, глупое) и что-то услышать от нее (наверняка, что-то теплое и ласковое)...»

«Может ли истинно православный человек стать в своей земной жизни счастливым? На мой взгляд — нет, не может. Хотя бы уже потому, что, даже купаясь в земных благах, неминуемо будет сострадать тем, кто несчастен, будет печалиться о них. А при гложущем тебя чувстве сострадания и печали — какое же может быть счастье? А те, кто обездолен и унижен, будут на Земле всегда… Конечно, можно закрыться от них, забыть о них — или, того хуже, уверить себя, что только они сами виноваты в своих бедах, а значит, всего лишь получают по заслугам. Но думать так, поступать так — значит перестать быть православным, да и просто перестать быть умным и честным человеком…»

«Такой сон непременно обязывает взглянуть на себя со стороны, поразмыслить: правильно ли живешь, верно ли мыслишь. Ведь столь необычный “визит” — дело весьма серьезное. Я сразу почувствовал, что у этого сновидения должно быть какое-то продолжение. Так и случилось…»

«…Не-е-ет! Для превращения важна не скорость, не грация излома рук и даже не выражение страдающего лица графини. Она может лететь к пруду на крыльях, даже стоять над ним и целый час смотреть в темную воду, но только от этого она никогда не превратится в “Наташу”. Сеть — маскировочная сеть! — все-таки была наброшена изнутри. Красавица в красном проиграла “Наташе” на пляже, и обида за это перевернула ее. Она вдруг поняла, что «Наташа» оказалась сильнее ее...»

«Дед был убеждённым эстетом и прежде всего ценил в жизни красоту. Это особенно проявлялось в бытовых мелочах, что для нас, внуков, было, несомненно, положительным моментом. До сих пор я помню лицо дедушки. Острый, как у птицы, нос с характерной немецкой горбинкой; красиво обрамлённый тонкими губами рот; выразительные глаза с быстро меняющейся гаммой взоров, от добродушно весёлого до отчуждённо обидчивого. Дед был хорошо физически развит и следил всю жизнь за своей фигурой. Одетый с иголочки, в безукоризненно чистую одежду, он, пожалуй, мог быть назван джентльменом среди своих сверстников, а тем более, среди молодых мужчин...»

«Я убежден, что подлинно творческое и созидательное мышление — это мышление образами. И меня всегда тянуло к нему неодолимо. Вместе с тем для меня мышление образами есть не просто созидание эстетически прекрасного, но процесс осмысления человеком окружающей реальности, процесс самопознания — то есть именно мышление, имеющее философическую и экзистенциальную заостренность и значимость…»

«В пединституте друзья-сокурсники дали мне прозвище “Сказочник”. От него и по сей день не открещиваюсь. А общей экспозицией моих сочинений можно, наверное, считать рассказ о достоинстве человека, о человеческом макрокосмосе, о том абсурде, на фоне которого протекает “незначительная” человеческая жизнь, о той мошкариной суете вокруг нас, которая с показным достоинством изображает из себя некую значимость…»