Воспоминания

«Свои детские и подростковые годы я провел в русской деревне, где целыми днями пропадал в лесу. Его душа не была для меня тайной. Но я знал, что она изменчива и скрывает многое, о чем можно судить только по крику птицы, скрипу дерева, треску хвороста под ногой… я ощущал, что тьма лесной чащи враждебна людям, хотя и таит в своей глубине что-то человеческое…»

«— У бриллианта высокой чистоты есть такой тип огранки, когда всматриваясь в него, ты видишь “колодец” — бездонную глубину. А если на этот камень падает луч света, то он играет всеми цветами радуги. Таким должно быть настоящее произведение искусства — заключать на ограниченном пространстве целый мир (а это, безусловно, всегда ювелирная работа автора): богатство эмоций, неисчерпаемые бездонные смыслы. И, конечно, оно должно обладать достаточной “алмазной” прочностью, то есть не поддаваться разрушительному действию времени…»

«Думаю, что бетховенская музыка не раз наталкивала Вампилова на размышления о жизни и искусстве. Поэзия, витавшая в четырех стенах его убогого пристанища, плохо вязалась с нашей тогдашней жизнью, с тем, что повседневно говорилось, писалось, внедрялось в бытие. Судьба великого композитора — череда страданий, перенесенных только благодаря огромной воле, творческой страсти и порыву к счастью, — эта судьба была опорой думающему и чувствующему человеку среди людской пошлости, мелких желаний благ и удобств...»

«Неприемлемо писать на заказ, искажая истину. Неприемлемо описывать человеческие пороки таким образом, чтобы изворотливый негодяй выглядел обаятельно, а порядочный, но неудачливый человек не вызывал сочувствия. Чёрное, на мой взгляд, должно преподноситься как чёрное, а белое — как белое. Нужно не забывать о своей ответственности перед Богом и людьми, так как писатель несет проповедь, а не пустую развлекаловку…»

«Литература — это большая ответственность автора за всех читателей, которые воспримут его слова всерьез и сделают их спутниками своей жизни. Тот, кто выскажется, кто вышлет свое слово в пространство публичной дискуссии и общественных размышлений, должен быть готов к тому, что среди поклонников его творчества найдутся и такие, кто с ним будет соизмерять каждое свое действие. Писатель несёт ответственность, даже если бы у него всего один читатель...»

«Интересна жизнь людей, живших и живущих вокруг тебя, со своими заботами, мечтами, делами, свершениями. Пусть эти свершения и микроскопические по меркам страны (или даже района), но ведь каждый день любого человека наполнен ими, они не только придают людям силы, но и ведут их вперед…»

Школу Столетов не создал. Он сделал другое — он воспитал среду, в которой только и могла возникнуть научная школа. Без деятельности Столетова не появилась бы, на наш взгляд, школа Лебедева: столь же важным условием для возникновения школы, как личность научного руководителя, является и соответствующее окружение, способное воспринять идеи учителя.

Экзаменатор даёт мне тригонометрическое уравнение: «Синус в десятой степени плюс косинус в десятой степени равняется единице». Я нашёл один корень, был безумно счастлив, и побежал, как дурачок, к нему, крича, что я решил уравнение.

Капитальные здания не выдержали 9 баллов. Треснули стены старой церкви. Генуэзская крепость обрушилась, отстояв тысячу лет. Все боялись: растрескается гора «чумка». Тогда бы погибли миллионы и миллионы людей…

Ерофеев, откинув чуб, как растрёпанное крыло, впился в звук. Буквально. Мгновенно. И, заметил я, не дилетантски, но привычно, профессионально. Слился с музыкой. Растворился в ней. Ушёл в неё безоглядно. Врос в неё. Стал почти что ею. Ну и Веничка! Молодец! Полагаю, таким вот слушателем был доволен бы рассудительный и придирчивый Себастьян.

Поэтому я придумала для себя иную (полушутливую, понимай, как хочешь) отговорку: мол, не пью, так как я – зашитая алкоголичка и даже самая крошечная доза вина может привести к летальному исходу или, в лучшем случае, я попаду в больницу, надолго, с отравлением всего организма. Это объяснение принимали все. А некоторые даже одобрительно говорили: «Уважаю и сочувствую!»

Это письма с фронта. Они о войне и о любви. Это не обычные письма и не потому, что их писал ее двоюродный брат, но и по той трагичности, которая в них ощущается. Их очень больно читать. Чувствуется, что их писал человек с израненной душой.

Ты помнишь ту костопольскую девочку, которая нравилась тебе, а сегодня ее уже нет? Есть только воспоминания о прошлом, да и прошлое… Оно принадлежит не нам, а двум уже исчезнувшим молодым людям, которые сегодня ровесники нашим внукам.

Зато на почве борьбы с «безродными космополитами» у Б., несомненно, были значительные успехи. Чего только стоит его письмо в газету «Комсомольская Правда» в феврале 1951-го года «Нужны ли сейчас литературные псевдонимы?», подброшенное в топку слегка затихающей антисемитской компании и так яростно поддержанное писателем-юдофобом Михаилом Шолоховым.

Начну с главного: он был порядочным человеком. В этом определении отсутствуют слова типа «абсолютно», «очень», «глубоко». Отсутствуют не случайно. Жизнь доказала мне, что «порядочность» не может иметь градаций, она в человеке либо есть, либо нет. И объяснять здесь ничего не надо: нормальный человек поймет о чем речь.