Воспоминания

Я отдавал себе отчёт, что я неполноценный, не «настоящий еврей». Я понятия не имел о еврейских традициях, я не владел ни одним еврейским языком и мои знание идиша ограничивалось несколькими словами.

Вряд ли кто-то предполагал, имел предчувствия, что эта катастрофа – одичание не только аукнется, но даст сочные плоды в 21 веке – уже в масштабах всей страны.

Раненько утром я выехал автобусом из Уржума, где ночевал (примечательный, хорошо сохранившийся дореволюционный городок с ужасной гостиницей), поднялся до коренного берега и сошел полюбоваться замечательными видами на долину.

Добрый и порядочный человек с большими, чем у других, возможностями, Евтушенко пытался спасать тех, «кто в опале, куда за совесть все попали», и сделал много хорошего для личных судеб опальных писателей и других представителей российской культуры.

Я уже не раз расширял свои познания в анатомии, подглядывая за девчонками в пляжных раздевалках, но сейчас смотреть на девушку все-таки немножко стыдно. И не только потому, что ее рассматривают, а она не знает.

Когда рассказывают анекдот, поручик смеется сразу, майор два раза – когда слышит анекдот и когда его понимает, генерал – три раза, когда слышит анекдот, когда его ему объясняют и когда он его понимает, а полковой врач вообще не смеется, потому что он еврей и знает все анекдоты.

Эстония — красивая, чистая, ухоженная процветающая страна, где люди живут в гармонии с природой. Таково первое впечатление, подтверждаемое топографическими картами и статистикой.

...Мы попили хороший крепкий кофе. Он расплатился. Я спросил его, почему он не носит бумажник? Он ответил, что так ему легче с этими долларами. Я сказал, что он потеряет их. Он сказал: - Добуду новые...

...Обладая неплохим чувством юмора, Евтушенко довольно любопытно ответил: "Я сказал, что иногда использовал формальные приемы Урина в своих стихах, а мед... да, употребляю на десерт, так же как варенье, джем и сухофрукты..."

" Я провёл свою юность по сумасшедшим домам, где меня не смогли разрубить пополам, не смогли задушить, уничтожить, а значит, мадам, я на мёртвой бумаге живые слова не продам. И не вылечит тень на горе, и не высветлит храм, на пергамент старушечьих щёк оплывает свеча. Я не верю цветам, продающим себя, ни на грамм, как не верят в пощаду холодные губы меча."

...Тут к нему подошла пожилая женщина и спросила: «Извините, вы тот самый Некрасов, который «В окопах Севастополя?» Я готов был провалиться сквозь землю! Как можно было так оплошать! Но Вика, едва улыбнувшись, сказал: «Да-да, в окопах Сталинграда, но и в Севастополе тоже были окопы…»

«На каждом шагу эти тихие ясные лики / Встречали меня на святой Вологодской земле: / О них намекали мне солнечно яркие блики / Под сводом Софии на площади в старом Кремле...»

«Всю ночь она плавала по морю на белом, блестящем на солнце паруснике, на палубе познакомилась с поэтом. Они сошли к нему в каюту, где она увидала на полу женскую шпильку и спросила игриво: “К вам часто ходят женщины?” “Часто”, — согласился поэт. Тогда она разделась, забралась на кровать и… проснулась...»

«Я вышел со своего двора в 9.55 по московскому времени 20 сентября 2015 года. Так показывали оба моих мобильных телефона. Почему у меня их два? Да потому, что при помощи одного я частенько разыскиваю другой. С удовольствием шагая по чистой асфальтовой дороге, наверное, от хорошей погоды и как бы разлитой в самом воздухе общей радости существования я чувствовал явный прилив сил. За минуту прикинул планы на весь день, а потом вернулся к своему сну — стал вспоминать нашу коммуналку…»

«Старшина протянул мне рубль, я надел шинель и пошел. Дневальный на тумбочке засыпал на ходу, ну то есть стоя, но чувство воинского долга и солдатская совесть не давали ему этого сделать. В последний момент, когда подгибались ноги в коленях, он вздрагивал, задирал башку вверх и зорко смотрел осоловелыми глазами на окружающую действительность. “Не спи — замерзнешь”, — бросил я ему на ходу. Он моргнул мне два раза обоими глазами и открыл было рот, чтобы что-то ответить, но я уже был на лестнице…»