Воспоминания

Для людей с высшим образованием, в особенности для ученых и инженеров, получение выездной визы связано было с величайшими трудностями. Те, кто, подав заявление о выезде, получали отказ, стали называться "отказниками". Эти отказники и составляли инфраструктуру, на которой строилась деятельность еврейского национального движения в Советском Союзе.

Университеты взяли на себя роль средневековых монастырей, задававших тон и градус духовной жизни. С монастырских времен изменилось многое, неизменным осталось одно: бесконечная пропасть, разделяющая насельников кампусов и остальной мир. В последние годы, благодаря смартфонам, пропасть, очевидно, углубляется: простой человек определенно разучился писать и говорить.

В зловещем декабре 1934 года, через три недели после убийства Кирова, на экраны выходят «Веселые ребята», первая кинокомедия Александрова с музыкой И. Дунаевского на слова В. Лебедева-Кумача и с женой режиссера, Любовью Орловой, в главной роли. Страна, как по мановению дирижерской палочки, подхватила марш «Легко на сердце от песни веселой» и лирическую «Сердце, тебе не хочется покоя».

Началось все с того, что нас не встретили в аэропорту. А рейс был вечерний. Скорее всего, добрались мы до гостиницы на такси. Мороз был страшный, градусов 30. И вот, когда мы, наконец, нашли нашу гостиницу и бросились с чемоданами к дверям, оказалось, что двери эти закрыты!

В стране Лагранжа и Пуанкаре, не очень привечающей иностранцев, особенно еврейского происхождения, он сделал достойную – более, чем впечатляющую научную карьеру – был директором исследований в CNRS (Centre national de la recherche scientifique) – французском Национальном центре научных исследований – самом крупном научном центре в Европе.

В клубах и волокнах слоистого, тягучего, поглощающего звуки и тени, тумана, в выплесках тусклого, словно теснимого кем-то невидимым в сторону, на обочину, но упорного, стойкого света, брезжущего сквозь темень, брызжущего сквозь ливень, страждущего, но всё же реющего сквозь снег, – вроде бы, поглядим-ка повнимательнее, высокая, ежели не сказать, по привычке давнишней, – длинная, неузнанная фигура идущего человека.

Наше плавание продолжалось два месяца, поэтому одни и те же знакомые пароходы проплывали мимо нас не один раз. Когда такой пароход брал нас на абордаж, к нашим услугам были салоны и рестораны первого класса, где мы питались и отдыхали в обстановке, прямо-таки — роскошной – кожаные диваны и кресла, ковры, хрусталь, люстры, зеркала, шёлковые занавески и абажуры, пианино и рояли. А когда нас вели на буксире или в караване барж, то женщины (актрисы и жёны актёров) готовили еду в нашем камбузе.

Я могу считать себя человеком счастливым. Во-первых, потому что родился поздновато, в том смысле, что не подпадал под репрессии тридцатых годов по возрасту. Во-вторых, потому что уцелел в годы войны в числе тех трех процентов, – в отличие от моих ровесников 1925 г.р., которые ушли на фронт и не возвратились.

"В возрасте с 12 до 15 лет в гетто и в Освенциме я писал стихи, заучивал их наизусть. Это, во многом, помогало мне сохранить человеческий облик. Сразу после уничтожения в СССР еврейской культуры и ее выдающихся представителей, я перевёл те свои детские стихи с идиш на русский".

Условия пребывания в концлагере были дифференцированные. Наихудшие – у евреев: спали на голых трехъярусных нарах по 2-3 человека, питание – самое плохое. В несколько лучшем положении были поляки. Наилучшие условия – у норвежцев, литовцев и некоторых латышей. Норвежцы получали посылки шведского и норвежского Красного Креста и вели себя довольно независимо.

Чувство безнадежности жизни в СССР не покидало меня, я считала, что в этой стране нельзя жить. Первый раз я это ощутила еще в детстве, в 1956 году, во время Суэцкого конфликта. Тогда я впервые узнала о существовании Израиля и нашла на карте маленький кусочек земли. После этого я знала, что не хочу жить в Советском Союзе и когда-нибудь из него уеду.

Верующие различно слышат ответы Бога на свои вопросы. Они разделены по конфессиям, часто враждующие между собой. Шестов мог бы сказать, что расколы между конфессиями и внутри каждой из них есть также результат грехопадения – отпадения от Бога в результате подчинения веры теологическим определениям.

Выступая в качестве пианиста, он и внешним видом (высокий воротник и манжеты манишки), и своей игрой погружал слушателей в эпоху романтизма. Благородная сдержанность и поэзия, присущая его исполнению Шопена и Шуберта, всегда зачаровывали аудиторию. Габрилович останется в памяти как благородный артист и человек.

Отец обожал дарить книги, и в письмах Фаины Раневской постоянным рефреном – слова благодарности за присланную ей по почте книгу или словарь. Она читала так много, как, должно быть, ни одна великая актриса не читала ни до неё ни после. Об этом есть множество свидетельств, но нигде не говорится, что Фаина Георгиевна читала также и по-французски.

Белла больше дружила с остроумным Киршоном, они были у нас самые красивые и образованные. Интеллектуалы. Он организовал как-то грузовик и повез всех нас на Енисей. Чуть ли не всю длинную дорогу они с Беллой стояли, держась за борт и веселя «публику» смешными кличками, которыми одаривали гулявших на пастбищах коров и овец…