Воспоминания

Взросла и дает самые сочные плоды цезаристская — восточно-стагнационная модель, выбранная из дихотомии развития Христианства, этносом, зародившемся под киевским солнцем… Однако дело не только в выборе веры, в антиномии приоритетов государства и общества, в которой последовательно и неизбежно выдавливалась одна из ее составляющих. Возможно, глубинные корни лежат в выборе пути Православия.

Сила тьмы представлена традиционным врагом левой критики — крупным бизнесом и рынком с их «жадностью» и «эгоизмом», нас губящими. Против этих могущественных сил выступают силы света — активисты, неправительственные организации, люди, вдохновленные самоотверженной заботой о будущих поколениях, а не стремлением к собственному комфорту.

Когда-то давным-давно, как рассказывают мне местные люди, существовало Шотландское королевство и древние шотландцы, играющие на волынках служили теми, кто призывал людей воевать в проходивших тогда войнах. Но те дни уже давно позади. Сегодня — совсем другая история. Вот стоит волынщик возле старинного великолепного здания Эдинбурга, а группа русских туристов собралась возле него и смеётся.

Когда друзья Эйнштейна узнали, что книга Мошковского готовится к выходу в свет, они пришли в ужас. Обстановка в Германии в 1920-х годах была накалена антисемитизмом, причем на острие атак оказался Альберт Эйнштейн. С одной стороны, группа профессоров во главе с Нобелевским лауреатом Филиппом Ленардом пыталась опорочить теорию относительности и ее автора. С другой, Эйнштейн подвергался прямым атакам антисемитов во главе с проходимцем Паулем Вайландом…

Легко видеть, что подход Гамова с сотрудниками кардинально отличался от подхода Хойла. Гамов пытался описать происхождение элементов в неравновесной расширяющейся Вселенной, а Хойл полагал, что почти все элементы образуются в звёздах, так что расширение ему не требовалось. Это «почти» потом оказалось имеющим очень важное значение, но пока для теории стационарной Вселенной были не самые худшие времена.

Материальное положение населения было чрезвычайно тяжелым. Академический паек, который выдавался ученым, подвергался сокращениям, изменениям, что вызывало недовольство и жалобы. В Петрограде мясо было заменено селедками, сахар тоже, масло тоже, и так как нельзя выдавать слишком много селедок, то вес был убавлен. Вдобавок эта рыба выдавалась в червивом виде.

История реакции Белоусова — Жаботинского не только драматична, но и очень поучительна. Она показывает, сколь важен и ответствен труд рецензента при оценке работ, содержащих оригинальные идеи и результаты. Рецензент сам должен обладать высокоразвитой интуицией, научным чутьем и вместе с тем терпимостью к нестандартному мышлению.

А ведь Андроников понимал, каково сосланной внучке расстрелянного финского шпиона проехать более тысячи км от Актюбинска до Астрахани, представлял (да и она наверное рассказала), как добиралась, что ела, как тащила тяжеленный чемодан… Это могло бы быть сюжетом для романа или фильма — ну понятно, в 1948 прославлять такую героиню было невозможно, но зачем оболгать и унизить? И что помешало уточнить при последующих переизданиях вплоть до 1985 года? Придумать объяснения можно, но как оправдать такой поступок?

Когда нашу дивизию отводили в Резерв на отдых, то мы много времени занимались военной и политической подготовкой. И только вечером мы возвращались в свои землянки на отдых. В землянках после ужина, кто укрывшись шинелью дремлет до вечерней поверки, кто-то уединившись пишет письма родным и близким.

Шутка Жюля Верна специально для пианистов. В середине XIX века были популярны соревнования между выдающимися пианистами виртуозами. Великие композиторы того времени осуждали поверхностное, похожее на цирковое искусство, исполнительство.

Именно на конец 1940-х и начало 1950-х приходится основной всплеск литературного, беллетристического творчества Валентины Васютинской. Очевидно, что без влияния Тэффи, просившей Валентину рассказывать разные истории из её жизни, тут не обошлось.

Русская — литература лирическая по преимуществу. Грузинская же — эпична. Сама природа ее — мозаика населенных дэвами гор, обжитых людьми цветущих долин и моря, вспаханные еще веслами античности, — распорядилась так. И это же, расписавшись запекшейся кровью героев, подтвердила история. И недаром величайшие поэты Грузии — Шота Руставели и Важа Пшавела — эпики чистой воды.

На прямых улицах дома наряднее, чем на кривых, но меня влекут именно кривые — ноги сами сворачивают туда, где один переулок рассыпается гроздью, как будто много рук сразу вцепилось в гору и прижало ее к себе. Главное — удержаться на склоне, не ослабить хватку, не сползти, в ход идет все — ржавые железные листы подпирают забор, ветхая лестница держится на честном слове, деревянная галерея перекосилась, так что гримаса расползается по всей постройке, половина окна забита фанерой. Бедность.

Именно новый семейный статус писателя, свежеиспеченного супруга, стал причиной серьезных осложнений и в личной, и в творческой жизни. Использование в новой новелле впечатлений времен сватовства – роскошной виллы Прингсхаймов на улице Арси, еще более шикарного дворца родственников Кати в Берлине, – несомненно, бросало тень на его новую родню, заставляло думать, что рассказ – про них.

Нечто вроде «еврейского духа» существует не только в глазах тупых антисемитов, но также для интеллектуально и морально мощных людей науки. В чем суть этого духа, казалось бы, лучше других мог понять Томас Манн, знаток человеческих душ и великий художник. Но так и не сумел.