Воспоминания

Метаморфозы огня на философских визуалиях Льва Утевского – знак не только пророческой легенды нашего исхода, но и свидетельство несгораемой еврейской культуры, не уничтоженной в огне Катастрофы. Жизненный путь и творчество Льва Утевского – подтверждение возрождения экспрессивного иудейского наследия предвоенной Европы.

К 90-летию выдающегося прозаика и публициста, классика русской литературы Бориса Львовича Васильева (1924 - 2014)

Борис был легендарной фигурой, только вот - из какой легенды? Или былины? Четвертым – в картине «Три богатыря» тоже не подошел бы – слишком изящен, а вот лейтенантом - командиром взвода богатырей, я бы его запросто назначил, только нету таких ни былины, ни легенды.

Александр Тышлер (1898-1983) - замечательный живописец, сценограф, скульптор. По причудливости и фантастичности образного мира его можно сравнить разве только с Шагалом. Разница в том, что Шагал творил в «свободной» (по крайней мере, в сфере искусства) Франции, а Тышлеру приходилось переживать на своей шкуре все этапы советской «борьбы с формализмом». Где сейчас эти чиновники? А работы Тышлера висят в лучших российских музеях и частных собраниях.

В отличие от Юры Ростовцева, который в любом случае — в доме ли, или где-то в общественном месте — выставлял перед Виктором Петровичем диктофон, и тот говорил: «Да убери ты эту штуковину»,— я никогда не вела никаких записей: что мы правили в тексте, о чём разговаривали с Виктором Петровичем,— полагалась на свою память. А получается, что зря. Многое уже утратилось, а то, что осталось, видимо, и есть самое важное, что хочется рассказать об этом человеке, работа и общение с которым остаются незабываемым счастьем.

С Галиной Максимовной Шлёнской мы познакомились на первой Международной конференции «Астафьевские чтения», которая состоялась в Красноярске в сентябре 2004 года, почти через три года после ухода писателя из жизни. Я поехала по зову сердца, чтобы поклониться этому русскому самородку, никто меня тогда специально не приглашал. Не предполагала, что прирасту к этим краям всем сердцем.

Ноги все в мозолях. Иду кое-как за ротой солдат, которые двигаются на полигон. По ходу расспрашивают меня, что да как. Пошли дальше перевалы. По ходу путешествия часто вижу по бокам дороги больших бабочек и другую погибшую недавно живность. Мог бы собрать целый гербарий. Людских памятников тоже хватает...

Не погрешу против истины, если скажу, что вертолёты в то время сновали над буровыми, как стрекозы в жаркий день над водой. Конечно, это не говорит о том, что они бесцельно гонялись туда-сюда. Нет. Каждый рейс вертолёта заранее заказывался экспедицией и оправдывался или перевозкой грузов, или доставкой людей. За долгие годы работы там я налетался досыта на всех типах гражданских вертолётов...

Незаурядность его как лектора в немалой степени обусловлена тем, что родился он в семье учителя и потому имел особый вкус, особое уважение к труду преподавателя и педагога, которые воспитывались у него с детства, с младых ногтей. В возрасте 23 лет он уже читал лекции студентам в Ленинграде с благословения А.Ф.Иоффе.

В новых законах об образовании и о науке (о РАН) соединились мечты чиновничества о всеобщей унификации, воинствующее невежество многих депутатов, коррупционные мотивы, тотальное недоверие к людям, открывающее широкие ворота для коррупции всякой мелкоты, и глубоко ошибочные представления многих ведущих экономистов о том, что есть наука и образование.

Эта опера - не столько романтический, сколько психологический феномен. В ней Вагнер впервые сумел выразить то, что чувствовали, о чём догадывались тысячи его современников, то психологическое состояние, которому пришла пора в конце XIX века, то видение мира, которое потом охватило всю интеллигенцию и варьировалось в тысячах произведений, в том числе – довольно жалких.

Музыка Мессиана, исполненная на открытом воздухе в жуткий мороз, среди тысяч заключенных, при очевидном непонимании немцев мессианства, происходящего на их глазах, музыка, не заряженная никакой идеологией – лишь одной силой «в Бога верую!» – воспевала Надежду для всех, сеяла на пепелищах человеческих душ новые семенa будущего цветения, чему залогом был утренний хор птиц...

Были, были такие времена, дорогие современники по 21 веку, когда спекулировать книгами было не менее выгодно, чем джинсами, когда грабители специализировались по домашним библиотекам, а продавщицы книжных и особенно букинистических магазинов чувствовали себя гранд-дамами, вели себя соответственно, и ни на какой козе к ним нельзя было подъехать.

На Евтушенко был пиджак в бело-алых то ли ромбах, то ли спиралях. Шея завёрнута в пурпурный кашемировый шарф. На голове кепка с узорами калейдоскопа. Не хватало на плечах золотых эполетов, как у Майкла Джексона, или бриллиантовых камней и блёсток, как у Либерачи.

При знакомстве русские эмигранты первым делом интересуются, к какой волне принадлежит их встречный. И дальнейшее отношение уже зависит от номера волны: первая презирает последующие за «советскость», вторая с пиететом смотрит на первую и с дрожью отвращения на третью, а третья плюёт на всех, ругает как Запад, так и Восток, и открывает кавказские рестораны на перекрёстках американских улиц.