Воспоминания

Ухтомский как раз был продолжателем Сеченова. Он принадлежал к школе Н.Е. Введенского, наиболее одаренного ученика Сеченова в Петербургском университете. Введенский унаследовал кафедру физиологии от Сеченова, Ухтомский – от Введенского: преемственная связь очевидна.

Программа первого концерта была составлена Андреем, как мы поняли значительно позже, мудро – в расчете на публику и исполнителей, впервые встречающихся с незнакомым пластом музыкальной культуры, о которой если кто и знал, то только понаслышке, из книг.

Театр на Таганке. 72-й год – два года готовили спектакль. Под кожей статуи Свободы – задорная антиамериканская агитка на американские стихи-поэму Евтушенко. Билеты в первый ряд не продавали – в первый ряд усадили полицейских с дубинками, и если кто на сцене распоясывается – дубинкой по голове и выкидывают в фойе, и зрителям дубинками помахивают, чтобы знали порядок. Блестящий спектакль. За нашу и вашу свободу. Аминь.

Сегодня, когда прилавки магазинов ломятся от разнообразных яств – были бы деньги – мало кто помнит те дни, когда хозяйки мгновенно расхватывали мясо в раскалённых очередях и на прилавках оставались только вонючие кости, которые Вайсберг даже псу своему не варил.

Помимо всех своих ренессансных качеств, Яков Виньковецкий обладал ещё одним талантом – умением дружить с самыми разными людьми, которых иначе свести было совершенно невозможно. В каких-то делах несомненный практик и прагматик, во многих других отношениях он был совершенным идеалистом и терпел пребольные удары «мордой об стол», – по энергичному выражению его Дины.

Верлибр самою сутью прост, Не с рифмой лёгкий флирт в беседке. Иль всё же прав суровый Фрост – Верлибр – род тенниса…без сетки?

Моя первая встреча с замечательным писателем и человеком Михаилом Петровичем Малиновским произошла в апреле 1998 года. Что-то, трудно пере- даваемое словами, было в этом человеке. Это «что- то», очевидно, определило все мои дальнейшие от- ношения с ним. От него исходил какой-то внешне невидимый, но ясно ощущаемый душой свет или, как принято говорить сейчас, – духовная сила.

мемуарный очерк

Согласно одной из легенд, во времена р. Мойшелэ в Звягеле существовало сообщество цадиков под названием «хаврайа». Каждую пятницу вечером после трапезы они сходились в бес-медреше для совместного исполнения «Шир а-Ширим». Кроме них, туда больше никого не пускали, и стоявшая снаружи толпа слушателей с благоговением внимала доносившиеся до неё волшебные звуки.

В том, что банк идёт нам навстречу, играют роль не только наши финансовые отчёты, но и Мишкин «внешний выгляд». Собираясь в банк, он всегда надевает пиджак. На израильтян это производит неизгладимое впечатление. Встречая Мишку на улице в таком виде, наши знакомые всегда спрашивают: «Лама ата бэхалифа? Ата олех лаасот?» - «Почему ты в пиджаке? Идёшь делать бизнес?». Короче, пиджак – это круто, а галстук – высший пилотаж.

Как рано взрослеют тот, кто приучен думать и искать ответы, перед кем открыт мир еврейских источников, заставляющий размышлять над комментариями к Торе, строкою Талмуда, текстом пророчеств, возвышенным духом псалмов. Он мыслит ассоциациями.

Если в Египте был хлопóк, то в Израиле был взрыв. Прогремел он только через несколько лет, - но в таком месте и в такое время, что результатом его явилось самое настоящее землетрясение, тектонический сдвиг, приведший в итоге к революционному изменению местного политического ландшафта, приобретшего формы, сохранившиеся по сей день.

Испытав на своем горбу сизифовы прелести репатриации, Капитайкин в результате уяснил: если не можешь поднять – попробуй вознести. Если нельзя принять, вытерпеть, надо превратить свою боль – в творение. Вознесение невыносимого!

От нас, в общем-то, немного скрывали, что почти все братья отца погибли на войне, осталось только трое из девяти или восьми: дядя Миша (старший брат), дядя Аркадий (младший) и отец (погодок с Аркадием). Это теперь я понимаю, почему наши евреи смотрели на нас с нескрываемым презрением: они полегли, защищая эту страну, а их за это после войны начали гнобить — одно дело врачей чего стоило.