Воспоминания

К 65-летию со дня рождения

Был такой случай в гетто Кишинёва, когда адвокат Шапиро, проявив дерзость, бесстрашие, переодетый в офицерскую форму, выбрался из гетто, полетел самолётом в Бухарест, чтобы попытаться уберечь своих собратьев от депортации. Его план, к сожалению, оказался безуспешным. Останься он в столице – мог бы, наверно, сохранить свою жизнь. Но он вернулся в Кишинёв – и разделил участь тысяч других соплеменников.

Бабушка была более сознательной и поэтому дотянула с замужеством до девятнадцати лет. Была она недурна собою и имела небольшое приданое. Поэтому в женихах отбою не было. Но они с сестрой загадали, что выйдут замуж только за солидных молодых людей, а не за каких-нибудь шмаровозов. Критерий был чётким – наличие в карманах носовых платков.

1953 год начался делом врачей, изгнанием с поста секретаря комсомольской организации курса мальчика-еврея – сталинского стипендиата, арестом двух студентов-пятикурсников якобы за антисоветские анекдоты, рассказанные во время вечеринки.

Когда Мандельштама вывозили, он не подавал признаков жизни. Отчего Моисеенко и полагал с уверенностью, что видел не обморок, не преддверие смерти, а саму смерть поэта. Ее причиной скорее всего был начинающийся сыпной тиф: руки Мандельштама дрожали, температура, казалось, была высокой.

Когда пришел приказ изымать лошадей у несчастных беженцев, нужно было это государственное мародерство как-то оформить, внести экспроприацию в какой-то список. Списка «Семей, у которых отняли лошадей» не было. Пойди, составь такой список – так сам же за эту самодеятельность и погоришь. Скорее всего нашу семью приписали к списку спецпереселенцев, т.е. поменяли их статус с эвакуированных на высланных, ничего им при этом не сказав.

Со временем оказалось, что Москва переполнена выходцами из Харькова (харьковчанин Михаил Светлов острил: "все люди из Харькова, но многие это скрывают"). Это были и поэты Борис Слуцкий и Владимир Бурич, и физики Л.Ландау и братья Е.и И. Лифшицы. Всех не перечислишь.

Яков Берковский был одним из лучших в Белоруссии мастеров по роговым изделиям. Востребованность этого ремесла со временем оказалась столь велика, что поездки за материалом превратились в семейные переезды. Где только Берковские не жили! Владивосток, Биробиджан, Улан-Удэ, Бобруйск, Орша, Гомель...

В 1997 г. большим подарком для только что созданного НИ центра «Русское еврейство в зарубежье» стало согласие Ш. Маркиша участвовать в конференции, посвященной открытию Центра. Он вел вечернее заседание 28 декабря. В качестве председателя этот интеллигентнейший и, казалось бы, мягкий человек проявил решительность и резкость, когда выступил один из любителей покрасоваться и показать свой поставленный голос.

Его имя, как кандидата для персоналий энциклопедии, мне подсказал года два назад профессор Джордж Шваб, десятилетним мальчишкой в Лиепае ставший узником гетто, а сейчас известный политолог, живущий в Нью-Йорке. Он ревностно заботился о том, чтобы в нашей энциклопедии не были обойдены его земляки, и вспомнил о пианисте из Лиепаи Максе Рабиновиче, который, как Джордж точно помнил, аккомпанировал когда-то самому Федору Шаляпину, а после войны жил в США.

Александр Воронель, профессор физики Тель-Авивского университета, дает нам возможность воспользоваться машиной времени и прогуляться по двадцатому веку в компании незаурядных людей. Причем, машина времени хитрая: погружает нас несчетное количество раз "в одну и ту же реку", а именно, в нас самих тогдашних.

Немцы стали нервничать зимой 1944-45 года. Лагерь и его заводы продолжали работать почти до конца войны. Перед самым концом нас собрали и погнали куда-то толпой. По дороге отставших и пожилых стреляли...

К 90-летию со дня рождения Александра Межирова

Евгений мог зимой, не страшась студеной воды, достичь противоположного берега реки, мог, если нужно вмерзнуть в лед, часами лежать без движения на виду фашистов, только бы не выдать себя и товарищей. Он умел не спать, когда другие уже не могли справиться с дремотой. И, напротив, мог засыпать, едва выдавалась для этого подходящая минута затишья. Ко всему этому, Волянский был веселый и остроумный парень, прекрасный товарищ, на которого всегда можно положиться.

После того, как были сбиты три первых самолета, я был награжден только что учрежденным орденом "Отечественной войны" II степени. Меня поздравили с наградой, и я ждал поступления орденских знаков, но этот орден мне так и не довелось получить: между награждением и вручением произошли трагические события, связанные с окружением харьковской группы войск, в которую мы входили, гибелью взвода, ранением при прорыве из окружения и пленом.